Дорн отпустил его. Ему хотелось сказать Майре напоследок что-то очень важное, особое, такое, чтобы она навсегда это запомнила, но у них не было времени на прощание. В следующую минуту ее вместе с остальными увели стражники. Все же она обернулась, махнула рукой, и Дорну стало немножечко легче. Но у нее при этом было такое выражение лица, что юноша чуть не расплакался. Дорн сам не знал, почему Майра стала так много для него значить. Так много, что он дал себе клятву найти ее, любой ценой, как бы трудно это ни было. Он хотел крикнуть ей об этом, но она уже скрылась из виду.
Потом случилось что-то и вовсе непонятное. Охранник, весь в пыли и грязи после расчистки завалов, прошел вдоль шеренги и разомкнул все колодки. По его приказу какой-то парень скойпал[1] цепь и унес ее куда-то.
Минута шла за минутой, но никто не двигался. Одни сели прямо в придорожную пыль, другие остались стоять, прислонившись к стене. Дорн поймал себя на том, что боится даже пошевелиться, как, впрочем, и все остальные. Они по-прежнему боялись окрика или удара бича. Люди просто смотрели на нескончаемый поток оборванных мужчин, женщин и детей, который тек мимо. Многие были ранены, и белые повязки резко выделялись на грязном тряпье.
Минут через пять Дорн понял, что больше не выдержит ожидания. Убедившись, что поблизости нет охранников, он поднялся и, озираясь, отошел в сторону. Каждое мгновение он ждал окрика, свистка или удара бича, но никто не обращал на него внимания. Ободренный этим, юноша шел быстрее и быстрее, пока здание, возле которого их оставили, не скрылось из виду. Теперь он знал, что свободен, если только можно назвать свободной жизнь в лагере принудительного труда. Впрочем, мистер Холуорти всегда утверждал, что все в мире относительно.
Стало совсем темно. Извилистые тропинки освещались дымными факелами, которым помогали редкие галогеновые светильники. Первые полчаса своей относительной свободы Дорн провел, блуждая по грязным улочкам, вдыхая воздух непривычной ему жизни и с наслаждением вбирая в себя все, что видели его глаза и слышали уши.
Нищета, которую он видел в городе, не шла ни в какое сравнение с той, что царила здесь. Граждане Оро все-таки жили в домах, какими бы скверными эти дома ни были. Тут все жилища строились из отходов. Отходов дерева, пластика, текстолита, но никогда – металла. Любой кусок металла ценился дорого и был собственностью владельцев «Шарма Индастриз».
Постепенно Дорн начал замечать детали, которые до этого от него ускользали. Во-первых, все местные жители старались ставить свои лачуги на любом, даже самом малозаметном холмике или насыпи. Несомненно, таким образом они старались уберечься от вони сточных канав и уловить немного свежего воздуха, принесенного бризом. Наиболее удачливые строили дома на основе пластиковых контейнеров для перевозки грузов размером шесть на двенадцать футов, но в основном поселок состоял из обычных навесов, землянок и дырявых палаток. Чем ближе к дороге, тем беднее были жилища. А у самой дороги ютились в пыли и грязи парии этого общества. Крыши над головой у них не было вообще, они укрывались обрывками всякого тряпья – например, Дорну попался на глаза изодранный флаг компании «Восс Лайнз». Такой же флаг реял над кораблем его родителей, когда они входили в главную гавань Фортуны.
Флаг трещал и хлопал на ветру, как будто знал свою судьбу и заранее ужасался.
Бродя по трущобам, Дорн удивлялся не только нищете, но и энергии, с которой местные жители с ней боролись. Повсюду его преследовали голоса, предлагавшие одежду, стрижку и бритье, специи, выпивку, пироги и такие сексуальные наслаждения, о каких Дорн никогда не слышал и не слишком жаждал испытать.
Однако лотки с едой были сильнейшим искушением. Глотая слюну, Дорн смотрел, как какая-то девочка снимает с маленькой жаровни полоску непонятно какого мяса, окунает его в горшок с коричнево-красным соусом и протягивает мужчине, чья кожа сплошь покрыта татуировками. Мужчина взял мясо, протянул девочке трехдюймовый кусок неизолированной медной проволоки и ушел. Дорн, услышав, как требовательно урчит его собственный желудок, поспешил продолжить свое путешествие.
В конце концов дорога случайно вывела его в тот район, где разрушения были наиболее сильными. Компания распорядилась поставить здесь прожектора, и в свете их было видно, что дым, смешиваясь с пылью, все еще поднимается клубами в небо. Спасательные работы шли полным ходом, пятнадцать или двадцать человек разбирали кучу обломков. Подходя, Дорн услышал, как кто-то крикнул: «Я слышу их, мы приближаемся!» – и увидел, что остальные возобновили работу с удвоенной энергией. Но тут внезапно завыла сирена, и доблестные спасатели моментально куда-то убежали, бросив свои немудреные орудия труда. Дорн решил, что они побежали к зданию, где размещалась контора; он уже сегодня был возле нее.
На завале остался, вздымая руки к небу, только один инопланетянин. Дорн узнал в нем траанца. Юноше не надо было иметь диплома магистра по ксенопсихологии, чтобы понять, что он, она или оно огорчено и разгневано.
– Стойте! Мы ведь уже почти их вытащили! Любой из вас мог бы оказаться на их месте! Вернитесь, черт побери!
Но его уговоры были напрасны. В это время экзот увидел Дорна. Он наставил на юношу палец и закричал сердито:
– Ты! Да, ты! Чего же ты медлишь? Давай беги за ними, получай свою жалкую плату!
Дорн смутился:
– Я понятия не имею, куда они бегут. Но я помогу вам, если вы скажете, что нужно делать.
– А, да ты новенький! – обрадовался траа. Прямоугольник штрихкода на лбу экзота почти совсем выцвел, так давно он был поставлен. – Что ж, это даже лучше. Ну ладно, новенький, сейчас мы с тобой покопаем немного, а потом поедим. Это такая же сделка, как и с компанией, только мы спасаем жизни, тогда как они – обесценивают. Ладно, бери топор, и за дело!
Топор был откован из куска обшивки, а топорище у него было из дуба. Это древнее и широко известное орудие труда на большинстве планет можно было купить за два-три кредита, а то и еще дешевле – но только не на Новой Надежде, где за еду платили несколькими дюймами медной проволоки, а охранники отвечали головой за двадцать футов стальной цепи.
А что, если взять топор и убежать? Дорн не сомневался, что коротышка траанец его не догонит. Но, во-первых, тот поверил ему, а во-вторых, под завалом были люди и они ждали помощи. Дорн устыдился собственных мыслей и, взяв топор, подошел к завалу.
Траанец, благодаря тяжелой нижней части лица и короткому носу с горизонтальными ноздрями, напоминал собаку. Он подвел Дорна к нагромождению деревянных балок, поставил рядом факел, чтобы было побольше света, и позвал людей, находившихся под завалом. В ответ прозвучали слабые, но вполне различимые голоса. Дорн примерился, определил балку, которую нужно было перерубить в первую очередь, и взмахнул топором. Человек рубил, а траанец оттаскивал куски в сторону.
После двух часов напряженной работы им наконец удалось извлечь из-под завала трех перепутанных людей – мужчину, женщину и ребенка. У женщины была сломана рука. По словам мужчины, они спрятались в заброшенной землянке и их завалило обломками.
Дорн поразился, как заботливо и осторожно траанец наложил шину на руку женщины, как ласково он успокоил ребенка и обработал раны мужчины. После этого инопланетянин отвел пострадавших к главным воротам, поговорил с охранником, который проявил к нему удивительное почтение, и получил заверения, что семье окажут необходимую помощь. Но, выйдя вместе Дорном из караульной, траанец обернулся и произнес очень странные слова:
– Да простит меня сила вечная, ибо то, что я сделал, лишь продлит страдания этих несчастных!
Дорн нахмурился:
– Как вы можете так говорить? Они бы погибли, если бы не вы!
– Да, – согласился траанец со вздохом, – сегодня они будут жить. А что будет завтра? А послезавтра? Конечно, каждый должен делать все, что в его силах, дабы уменьшить муки страдающих, но в конце концов что получается? За медицинскую помощь они заплатят продлением контракта еще на год. А как быть со злом, на котором зиждется эта отвратительная система? Мы все несем ответственность за то, что оно существует.
– При чем тут мы? – искренне удивился Дорн. – Оружие у охранников, а не у нас. Вот им и нести ответственность!
