— Вы можете называть меня просто Бриджетта. Муж называет меня Джет, хотя мне это кажется вульгарным. Он называет меня так нарочно. Он полагает, что это очень по-американски — быть вульгарным. Он не понимает, что вульгарность уже вышла из моды. Дело в том, что он впервые приехал в Штаты в конце шестидесятых и, значит, никогда не избавится от вульгарности.
— Вы знаете, — проговорил Хэнзард, — боюсь, что вам нужно говорить немного помедленнее, а то я не успеваю понять. Моя голова соображает не так хорошо, как могла бы, будь у меня полный желудок.
— Простите меня, пожалуйста, — сказала дама. — Если угодно, я повторю медленно: Пановская.
— Пановская? — теперь он уже совсем ничего не понимал.
— Вы спрашивали мое имя, и я его говорю. Миссис Пановская, Бриджетта Пановская, супруга Бернара Пановского. Возможно, вы слышали о моем муже.
— Черт побери, — сказал Хэнзард. — Черт меня побери. В мире была уйма людей — писателей, артистов, преступников и прочих знаменитостей, — чья известность простиралась очень широко, но о чьем существовании Хэнзард знал ровно столько же, сколько и мы в нашем безнадежно отсталом прошлом. Но имя Пановского знал даже он. Пановского знали все. Все, в буквальном значении этого слова.
— Да, я о нем слыхал, — сказал Хэнзард. Бриджетта улыбнулась, не холодно, а скорее прохладно, давая Собеседнику возможность собраться с мыслями.
— Так вот, значит, почему…— протянул Хэнзард, поспешно припоминая, что он знает о Пановском.
— Да, — подтвердила она. — Мы подобны вам, потому что тоже сублимированы.
— Что?.. Боюсь, я не силен в подобной терминологии. У меня никогда не было времени почитать Фрейда.
— “Сублимированный” — это слово, которым Берни обозначает наше состояние.
Для иллюстрации она провела рукой сквозь букет искусственных цветов, украшавших пластиковый стол.
— Видите ли, Берни разрешено иметь передатчики дома, чтобы он мог продолжать исследования. Берни вообще может получить все, что угодно, если скажет, что это нужно для исследований. Единственное, что он не может сделать — выехать на своей каталке через парадную дверь дома. А то, что на нашей вилле есть передатчик, это абсолютно… ну… какое слово обозначает у вас что-нибудь очень-очень тайное?
— Особо Важное, — подсказал Хэнзард.
— Вот это самое. В кои-то веки весь ваш кошмар с секретностью сработал в нашу пользу. Никто не знает, что у нас есть передатчик, и поэтому ваши сослуживцы не навещают нас, как они это делают в госдепартаменте.
— Госдепартамент! Ну конечно, я видел вас там несколько дней назад! Теперь я вспомнил, это были вы, только волосы у вас были другого цвета. А мужчина в кресле-каталке, что был с вами, это, наверное, и есть Пановский.
— Если вы видели его в госдепартаменте, то это был Пановский суб-первый.
— Не понял. Суб-кто?
— Мы используем числовой индекс, чтобы различать всех двойников, которых плодит передатчик. Например, один Натан Хэнзард сейчас живет на Марсе. Это Хэнзард суб-первый. А вы — Хэнзард суб- второй.
— Но если вы знаете, что за передатчиком госдепартамента наблюдают, зачем же вы им пользуетесь?
— Мы ни разу не отправлялись оттуда. Мы используем его только для возвращения, это всегда вызывает такой прелестный скандальчик. Вы говорите, несколько дней назад? Откуда бы это мы могли возвращаться? Должно быть, из Москвы. Бороминская исполняла главную роль в возобновленном “Сиреневом саде” Тюдора. Берни потребовал, чтобы мы туда попали.
Хэнзард припомнил, что в какой-то давней заметке, чуть ли не в “Тайме”, он прочитал, что Пановский слывет ярым балетоманом и с помощью передатчика наносит частые и мгновенные визиты во все столицы мирового балета. Удержать дома человека, имеющего передатчик, было немыслимо, и власти вынуждены были пойти на эту единственную уступку, которая, по сути, сводила на нет все старания секретных служб. В течение театрального сезона на любом значительном спектакле можно было видеть Пановского в окружении балетоманов и впавших в отчаяние телохранителей. Несмотря на инвалидное кресло, царственная фигура Пановского всегда доминировала в этих группах.
— Скажите, — прервала молчание Бриджетта, — я вам больше нравлюсь рыжей?
— Трудно сказать. У каждого варианта есть свои достоинства. Она вскинула голову, улыбнулась.
— Знаете, капитан Хэнзард, я рада, что вы здесь.
— Я тоже рад. Куда приятней обедать с вами, чем попасть на обед к роте “А”.
— А если вам хочется развлечений, то мы с вами обязательно поразвлекаемся.
— Но сперва закусим?
— Н-нда…— Бриджетта наклонилась вперед, качнувшись сквозь пластиковый стол. Одетой в перчатку рукой она быстро обхватила Хэнзарда за шею, а затем медленно и демонстративно поцеловала его в губы.
— Эй, не забывай, что ты замужем! — возмутился Хэнзард. Она рассмеялась. В этом смехе не было ни капли смущения — слишком уверенно она держала себя, и взгляд ее был откровенно призывным.
— Ты такой старомодный, — прокомментировала она его слова. — Но мне это даже нравится.
“Боже, этого мне еще не хватало!” — в отчаянии подумал Хэнзард.
Он подумал это с такой экспрессией, что испугался, а не произнес ли свою мысль вслух. Моральные принципы Хэнзарда оставались нерушимы и в потустороннем мире, так что сама мысль о связи с чужой женой была для него столь же отвратительна и непереносима, как измена жены четыре года назад. Впрочем, пока он не мог считать себя впавшим в искушение… хотя бы потому, что был физически неспособен откликнуться на призыв искусительницы.
Вероятно, Бриджетта поняла это, потому что при выходе из ресторана произнесла:
— Первым делом мы напоим тебя куриным бульоном. Потом, быть может, яйца всмятку. Жаль, но пару дней тебе нельзя никаких бифштексов. Зато что ты скажешь по поводу кэрри? Ты его любишь? Берни готовит прекрасное кэрри.
— Никак нет. Я никогда не пробовал кэрри.
— Нет, ты все-таки настоящий военный. Ты знаешь, мне всегда нравились мужчины в форме. А вот у Берни к военным совсем иное отношение. Ну что ты опять краснеешь?! У тебя сейчас так мало крови, не стоит тратить ее на румянец, капитан.
— Вам придется меня извинить, — натянуто сказал Хэнзард, — но таков уж я есть.
— Нет, нет, — сказала Бриджетта, быстро сменив тон. — Это вы должны извинить меня. Видите ли, по правде сказать, капитан, если бы вы знали, что я сегодня пережила, то вы бы поняли…— она не закончила фразу, помолчала, выбирая иную, более удачную тактику соблазнения, потом продолжила, сокрушенно качая головой и словно злясь на собственную неловкость: — Я просто перепугана, вот и все. Когда женщина перепугана, она ищет у кого-нибудь поддержки, а вы такой сильный, с вами совсем не страшно. Вы можете хотя бы взять меня за руку? Да, вот так. Спасибо…
Некоторое время они шли молча, потом он спросил:
— Чего вы боитесь?
— Того же, чего боятся все, капитан.
— Я не понял.
— Разумеется, я боюсь смерти.
Глава 9
Пановский
— Но ты должен все-таки согласиться, — воскликнула Бриди, — что если он и не умен, то, по крайней мере, сообразителен!
— Сообразительный, сообразительный…— брезгливо проворчал Пановский, — а что такое — сообразительный? Крыса, запертая в лабиринте — сообразительная. Я сообразительный. Президент Мэйдиген — и то сообразительный.
— Но зато он почтительный и вежливый, — вступила в диалог Джет,
— Это только часть его сообразительности, — отрезал другой Пановский. — С таким же успехом ты
