Музыкантские истории. Повесть
Перед вами несколько историй о капитане Насибулине. Свидетелем одних был я сам, историю о тыквочке мне рассказали другие.
Часто читатели спрашивают: какой процент правды заключён в том или ином художественном произведении?
Отвечу так: обычно не менее ста — ста двадцати процентов.
И это справедливо для большинства приводимых здесь рассказов. Для большинства, но не для «Тыквочки».
В «Тыквочке» — и это читатель поймёт сразу— присутствует процентов семьдесят пусть самого правдивого, но всё-таки сказочного домысла… Будем надеяться, реальный капитан Насибулин за это на нас не обидится.
Меня вызвал недавно назначенный к нам в округ начальник по культурно-массовой работе и сказал:
— Разберитесь вы с этими музыкантами. Особое внимание обратите на парашютно-десантный полк. Вернее, на его оркестр. Разумеется, другие оркестры тоже время от времени что-нибудь просят, но ведь не столько же?.. Смотрите сами: в прошлом месяце вы отпустили им десять валторн. Хорошо. Допустим. Хотя, на мой взгляд,
полковому оркестру достаточно и двух валторн. Теперь они требуют сорок три балалайки. Зачем духовому оркестру сорок три балалайки?.. В обоих случаях заявка подписана неким капитаном… На-си-бу- линым. Кстати, сами-то вы играете на каком-нибудь инструменте?
— Да, — сказал я, — на валторне.
— Вот и поезжайте, выясните: зачем им столько валторн, куда идут балалайки и так далее.
Я уехал. Вернулся через несколько дней, доложил, что всё в порядке, заявка оформлена по всем правилам, никаких финансовых или иных нарушений нет. Балалайки можно отпускать.
Парашютно-десантному полку были отгружены сорок три балалайки.
Однако через месяц пришла новая заявка. На этот раз им требовались кларнеты. Десять штук. Заявка вновь была подписана капитаном Насибулиным.
Начальник управления собрал нас всех и сказал:
— Товарищи офицеры! Только что из парашютно-десантного полка поступила очередная заявка. На этот раз на кларнеты. Не хочу заранее никого обижать, но, мне кажется, предыдущий проверяющий в чём- то не разобрался. Обычному полковому оркестру за глаза достаточно двух кларнетов. Есть у нас кто-нибудь ещё разбирающийся в музыкальных инструментах?..
Руку поднял мой друг капитан Осипенко.
— На чём вы играете? — спросил наш начальник.
— На кларнете.
Начальник несколько удивился, внимательно глянул на Осипенко, но потом пожал плечами и сказал:
— Хорошо. Поезжайте.
Осипенко уехал. Вернулся через несколько дней, доложил, что всё в порядке, заявка оформлена правильно, никаких финансовых или иных нарушений нет.
И в адрес парашютно-десантного полка были отправлены десять кларнетов.
Ещё через два месяца, когда наш начальник, вероятно, уже начал думать, что незнакомый ему капитан Насибулин наконец успокоился, из того же парашютно-десантного пришла новая заявка. На этот раз им требовались сорок три гармоники.
И я, и другие офицеры искренне сочувствовали нашему начальнику. И всё-таки больше нас занимало другое: что он на этот раз станет делать.
Он вновь собрал нас всех и сказал:
— Товарищи офицеры! Не буду говорить о том, что из парашютно-десантного полка поступила очередная заявка. Я полагаю, все вы уже об этом знаете. Теперь они требуют от нас сорок три гармошки.
— Товарищ полковник, — мгновенно поднял руку майор Гаврилов, — извините, что я вас перебиваю, но точнее говорить не «гармошка», а «гармоника», в крайнем случае «гармонь».
Уверен, именно в этот момент у нашего начальника мелькнула первая, ещё неосознанная догадка.
— А на каком инструменте вы играете? — с любопытством спросил он.
— На гармонике, — ответил майор Гаврилов.
Тут начальник цепко оглядел всех нас и быстро спросил:
— А ну-ка поднимите руки, кто еще на чём играет?..
Поднялся лес рук.
— Спасибо. Руки можете опустить. На этот раз в парашютно-десантный полк поеду я сам. Разумеется, я хуже вас разбираюсь в музыке, потому что ни на валторне, ни на кларнете, ни на ином инструменте, за исключением пионерского барабана, никогда не играл. Но думаю, моей квалификации окажется достаточно. Сопровождать меня будет лейтенант… — И он назвал мою фамилию. — Предупреждаю: если обнаружу какое-нибудь упущение, всем предыдущим проверяющим будет несдобровать.
Не знаю, почему для этой поездки он выбрал именно меня, — за всю дорогу мы практически не проронили ни слова. Лишь когда подъезжали к конечной станции, он (через сутки!) вдруг спросил, где я служил до работы в управлении.
Я честно сказал, что служил в этом парашютно-десантном полку начальником клуба.
Он кивнул.
На вокзале нас ждала машина. Рядом с ней прохаживался мой бывший командир — командир парашютно-десантного полка полковник Яковенко. Он был в папахе, при орденах, в начищенных до блеска хромовых сапогах. Вид у него был лихой по-казацки.
Я понял: капитана Насибулина в обиду он не даст.
Самого капитана нигде не было. Вероятно, когда я позвонил в полк и сказал, что мы едем, капитана на всякий случай куда-то спрятали.
Мой начальник и командир полка пожали друг другу руки, с ходу подсчитали количество общих знакомых.
Получалось: и тот, и другой служили всё время рядом, но ни разу не встречались.
— Зато теперь встретились, — гостеприимно сказал Яковенко. — И это хорошо.
От машины полковники отказались, решили пройтись по осенним улицам, подышать свежим воздухом, благо полк находился не так далеко от вокзала. Мне предстояло пройтись с ними.
Некоторое время мы шли молча. Полковники — чуть впереди, я — несколько сзади.
— Скажите, Валентин Яковлевич, — обратился наконец мой начальник к полковнику Яковенко, — скажите как на духу: что представляет собой командир вашего музыкантского взвода капитан Насибулин?..
— О це да!.. — немедленно отозвался Яковенко. — Высокий блондин. Метр восемьдесят ростом. Тридцать пять лет. Человек большой музыкальной культуры. Отличный дирижёр. Прекрасный командир. Солдаты в нём души не чают.
Мой начальник даже приостановился.
— Это вы всё говорите о достоинствах. А недостатки?
