Когда затычка была вытащена, все, в том числе джинн, оказались в довольно трудном положении.
С одной стороны, вековые традиции: все джинны должны работать. С другой — никто не знал, чем джинна занять.
От предложения вывести колхоз в число лучших папа, председатель колхоза, наотрез отказался.
— Шефы помогают, пионеры помогают… Теперь ещё джинны помогать будут?.. Сами справимся!
В бухгалтерском учёте Абдыкасым не понимал, домашним хозяйством отродясь не занимался. Поэтому и маме ничем особенно помочь не мог. Ну, если только там принести воды.
Сёстры Фатима и Гюльсары водили мощный хлопкоуборочный комбайн, поэтому доверить столь сложную технику джинну также не могли.
Дело нашёл Пулат. Он подошёл к джинну и сказал:
— Дедушка! Будешь носить за мной в школу портфель. И чтоб без опозданий!
Просто поразительно: баев и князей в роду Карымшаковых не было, откуда же у Пулата появились столь дремучие феодальные замашки?..
Так бы и носил джинн за ним портфель, если б не дознался про то отец и не оттаскал беднягу Пулата за уши.
Во второй раз джинн остался без дела. Но ведь не мог же он жить нахлебником в трудовой семье Карымшаковых! Дал он слово не устраивать никаких джиннских штучек и оформился сторожем на колхозную бахчу. Целые дни сидел теперь с двуствольным ружьём, заряженным солью, и подкарауливал несуществующих лихих разбойников…
И тут снова выручил Пулат.
Завершил он последние отделочные работы на своей тыквочке и говорит:
— Думаю, нашего Рахима опять наградили. Теперь у него уже два ордена.
Папы дома не было. Сестёр тоже. Поэтому плакала одна мама.
Слушал, слушал Абдыкасым (у него был выходной день на бахче) и говорит:
— Пошлите меня к вашему Рахиму. Уж я точно узнаю, наградили его или не наградили. А для экономии места можете отправить прямо в посылке — вместе с урюком и кишмишем. Я тут приглядел одну маленькую и удобную тыквочку…
Отдавая должное Абдыкасыму, не забудем отметить и благородный поступок Пулата: ничего не потребовав взамен, он отдал свою тыквочку.
Так джинн Абдыкасым, взяв на бахче отпуск, прибыл с помощью современных средств связи в парашютно-десантный полк и оказался у Рахима Карымшакова.
Первое время, как мы помним, между Рахимом и джинном Абдыкасымом возникали различные конфликты. Но чем больше джинн присматривался к солдатской службе, чем больше убеждался, что его подопечный не хуже других с этой службой справляется, тем больше менялись его взгляды и на некоторые частные вопросы: он вдруг понял, что добрые дела нельзя дозировать, как газированную воду, — давать одним и обделять других.
Думается, не последнюю роль тут сыграл и личный пример подопечного — рядового Карымшакова.
Выслушав всю историю, капитан Насибулин сказал:
— Музыкальный диктант можно только приветствовать.
— Слышишь, что говорит уважаемый… э-э… — оживился джинн.
— Сергей Павлович, — подсказал Насибулин.
— Уважаемый капитан Сергей Павлович?
— Ведь прежде чем вернуться домой, джинну Абдыкасыму важно убедиться, что и в музыке вы, Рахим, добились определённых успехов. Я вас правильно понял?..
— Слышишь, что говорит уважаемый капитан Сергей Павлович? — снова спросил джинн.
— А вернувшись, всё рассказать маме — как есть, без утайки. Уважаемый джинн Абдыкасым, я вас хорошо понимаю.
С этими словами капитан Насибулин встал и пригласил всех в класс.
Надо сказать прямо: волновались все трое одинаково — только каждый по-разному. Джинн Абдыкасым волновался потому, что ничего не понимал в нотной грамоте и не очень представлял, в чём состоит экзамен. Рядовой Карымшаков — потому, что хотел для спокойствия джинна и мамы сдать экзамен как можно лучше. Капитан Насибулин волновался потому, что не был уверен в благополучном исходе экзамена.
В углу музыкального класса стоял рояль, в центре — столы-парты, на стене висела чёрная нотная доска.
— Уважаемый джинн Абдыкасым, — усаживая Абдыкасыма за первую парту, сказал Насибулин, — вы — наш почётный гость, поэтому право выбора предоставляется вам. Сейчас я сыграю три музыкальных произведения: «Марш Черномора» из оперы «Руслан и Людмила»…
Джинн Абдыкасым с достоинством кивнул.
— «Песенку крокодила Гены» из мультфильма про Чебурашку…
Джинн Абдыкасым снова кивнул.
— И Марш из балета Прокофьева «Любовь к трём апельсинам». Какое из сочинений станет экзаменационным, решать вам.
С этими словами капитан Насибулин сел за рояль, джинн Абдыкасым приложил ладонь к уху, а рядовой Карымшаков подумал: «Только не «Марш Черномора». Он самый трудный. Лучше «Песенку крокодила Гены».
Но предугадать музыкальные вкусы Абды-касыма было трудно.
Капитан Насибулин исполнил сначала одну мелодию, затем другую, затем третью.
«Марш Черномора» показался Абдыкасыму мрачноватым, и он отверг его. Бесхитростная мелодия крокодила Гены вызвала на лице Абдыкасыма снисходительную улыбку. Зато Марш из балета понравился ему сразу. Во-первых, само название напоминало о многом: и далёкую юность, и всё ещё не прошедшую с годами любовь Абдыкасыма к апельсинам; во-вторых, мелодия не казалась простой и поэтому вполне годилась для серьёзного экзамена.
Джинн Абдыкасым остановил свой выбор на балетном Марше.
Карымшаков подошёл к доске, решительно взял мел и ещё более решительно начал писать.
Тут только Абдыкасым понял, в чём состоит экзамен: Рахим должен был не просто правильно запомнить мелодию, но и безошибочно воспроизвести её на доске!
«Надо было остановить выбор на «Крокодиле Гене», — с тревогой подумал Абдыкасым.
Но было поздно.
Капитан Насибулин следил за узорами нотных знаков, рождаемых бестрепетной рукой рядового Карымшакова. Джинн Абдыкасым — за лицом капитана.
«Доволен, — удовлетворённо решал было Абдыкасым, но тут же впадал в панику: — Нет, недоволен».
По лицу капитана трудно было что-то понять.
Наконец Рахим Карымшаков отошёл в сторону и сказал:
— Всё, товарищ капитан. Я закончил.
Насибулин ещё раз взглянул на нотную запись.
— Хорошо, — сказал он. — Хотя и небезупречно. Вот здесь, Рахим, вы забыли поставить знак, обозначающий паузу, а здесь — обозначающий длительность ноты. Это, я полагаю, от волнения.
И капитан Насибулин взял мел и собственноручно поставил оба знака.
Из-за своей парты поднялся джинн Абдыкасым. Его лицо выражало одновременно гордость, тревогу и восхищение.
Внушали гордость явные успехи Рахима. Тревогу — мысль об оставленной без присмотра бахче (Абдыкасыму уже виделись враждебные орды кочевников, растаскивающие на колхозной бахче вверенные
