— В твоей речи есть красивые сочетания слов, — объяснил совец. — Наш народ прекрасен сам по себе, и мы любим гармонию и красоту во всем. Я подумаю о твоей дальнейшей судьбе. Можешь идти в загон отдыхать. Яр-Мала, проводи.
Желтая поклонилась ему поспешно и кивнула на дверь. Спорить с совцом Машке показалось бесполезным: этот оказался еще более упертым, чем все остальные встречавшиеся ей доселе мужики. А чего еще ожидать от самца с куриной головой?
У охранника, стоявшего за дверью, морда была плоская, с коротким загнутым клювом и круглыми холодными глазами. Рядом с ним неподвижно сидела облезлая лисица, которую Машка поначалу приняла за чучелко. Лисица смотрела в одну точку, только уши ее чуть заметно подрагивали, чего, конечно, у чучелок не бывает, разве что в ветреную погоду. В коридоре ветра не наблюдалось совсем.
Машка неуверенно встала рядом с ними, ожидая Яр-Малу. Лисица медленно повернула голову и смерила ее презрительным взглядом. Потом вытянула шею и, брезгливо дернув усами, обнюхала ее руку. Дыхание лисицы было холодным и щекотным. Машка постаралась руку не отдергивать, а так же медленно и с достоинством отвести. Лисица фыркнула и снова посмотрела на нее со значением: мол, имей в виду, я слежу за тобой. Почему-то в Птичьей Башне каждый встречный спешил продемонстрировать Машке свое недоверие и превосходство.
Вскоре Яр-Мала выскользнула из-за двери и кивком велела Машке последовать за ней в зал.
Зачем ее позвали обратно, Машка так и не поняла. Обсуждение ее поступка и дальнейшей судьбы все еще продолжалось. Полуптицы-совцы разговаривали так, как будто Машки в комнате не было вовсе или она внезапно превратилась в деталь интерьера.
— Ее взгляд не мог оскорбить Ва-Рана, — ворковала желтая Яр-Мала. — Она же еще ребенок, совсем незрелый. Разве можно ставить ей в вину ее детский страх?
— Она достаточно созрела, чтобы размножаться! — отрезал серокрылый следователь. — Ее психическая атака нанесла Ва-Рану сильную травму. Он еще долго не сможет завести себе подругу.
— Я могу объяснить уважаемому Ва-Рану, что человеческое существо, испугавшееся его и представившее его себе в таком неприличном виде, не самка, а только глупый детеныш, — упорствовала Яр-Мала.
«Какая она милая!» — растроганно подумала Машка.
— Она может иметь детей! — Ра-Таст повысил голос. — Следовательно, она человеческая женщина, а не детеныш. Восприятие этой извращенной самки стало причиной расстройства Великого Посла. Этого достаточно для наказания!
— Растик... — примирительно проворковала желтая жрица, — мы оба прекрасно знаем, что Ва-Ран не вполне нормален в сексуальном смысле. Обе его предыдущие жены только-только вошли во взрослое состояние, причем со второй женой это утверждение могло быть оспорено, настолько она была незрела.
— Ты хочешь рисковать нашей миссией? — прокудахтал Ра-Таст. — Хранитель Яйца благоволит к Ва- Рану, считает его скорлупой своего сердца. Если самка может завести детенышей, значит, она достаточно провела времени на земле, чтобы считаться взрослой. Я сказал.
— Тебе не жаль ее? — спросила Яр-Мала.
— Я не имею отношения к астолльскому отделению клуба любителей животных, — любезно проинформировал ее следователь. — Состояние Посла критическое, нам следует заняться подготовкой публичного обряда. Исцеление должно наступить.
— Должно, — со вздохом подтвердила желтая жрица Таароа.
«Ну ладно, — сказала себе Машка. — Вы у меня дождетесь! Я этого вашего посла вонючего так исцелю, мало не покажется!» Правда, конкретного плана действий у Машки пока не было, но ведь план дело наживное. Главное в таком деле — желание. Желание у Машки было, и очень сильное.
По узким коридорам Башни гуляли сквозняки. Откуда-то тянуло горелым маслом. Яр-Мала двигалась быстро. Казалось, ее вовсе не интересует, идет ли за ней пленница, однако, когда Машка попыталась слинять в боковой коридор, желтая жрица издала негодующий клекот.
«Похоже, у нее, как у Дегрена, глаза на затылке», — грустно подумала Машка.
Перед тем как ступить на лестницу, ведущую в подземелье, совка замедлила шаг, да так резко, что Машка чуть в нее не врезалась.
— Постоим немного, — велела Яр-Мала голосом, лишенным всякого намека на эмоции.
Машке было все равно, и она покорно остановилась. На стене перед ними висел портрет, на котором был в полный рост изображен совец со строгим черно-белым оперением и в старомодной шляпе пирожком. Если бы не клюв и перья, он был бы точной копией начальника Машкиного жэка. От нечего делать она принялась внимательно его разглядывать. В руках совец держал полураскрытую папку с документами, что делало его еще более похожим на обыкновенного бюрократа. Однако совка смотрела на него с благоговением.
— Попроси его о прощении, — нарушила она наконец молчание. — Тиу строг, но справедлив. Я думаю, он пожалеет тебя. Ты ведь и вправду еще совсем маленькая.
— Ничего я не маленькая! — обиделась Машка. — У меня опыта побольше, чем у некоторых взрослых, избалованных хорошей жизнью! То есть, если так надо, я, конечно, попрошу прощения... Язык не отвалится.
— Не языком, — терпеливо сказала Яр-Мала. — У бога прощения нужно просить сердцем. У вас ведь есть сердце, верно?
— А это бог? — удивилась Машка. — Что-то не похож...
— Это Тиу, бог-брат, наш создатель, — с изрядным священным трепетом в голосе поведала птица. — Ты нечаянно оскорбила одного из близких ему совцов. Если ты попросишь, он обязательно заступится за тебя.
Совец в шляпе не производил впечатления существа, способного на сострадание и всепрощение. У него был такой вид, словно все Машкины проступки, прошлые, будущие и даже те, которые она только мечтала совершить, записаны на одном из листочков в его папке. Но, считая, что попытка — не пытка, Машка сосредоточилась и постаралась почувствовать себя виноватой.
— Я ненарочно, — шмыгнув носом жалобно, сказала она. — Извините, я не знала, что совцы такие нервные. И вообще, я привыкла думать для себя, а не для окружающих. Кто же знал, что он такой параноик, что читает чужие мысли, даже когда спит?
Портрет безмолвствовал, как Машка и ожидала.
— По-моему, Тиу не принял твои извинения, — вздохнув, сказала Яр-Мала. — Какие-то они не слишком униженные.
— Вот еще! — фыркнула Машка. — Буду я унижаться перед каким-то портретом, разбежались! У людей, знаете ли, гордость есть.
— В этом-то ваша основная проблема, — отозвалась совка. — Идем. Я покажу тебе наши темницы. Надеюсь, в загоне тебе будет уютно.
Машка тоже на это надеялась, хотя и не рассчитывала. Они спустились по лестнице и, миновав охрану с сонными лисицами, вошли в длинный коридор.
— Это твой загон, — Яр-Мала толкнула дверцу, лишенную какого бы то ни было замка. — Тебе здесь непременно понравится.
Машка скептически хмыкнула и пробормотала, слегка перефразировав своего любимого литературного героя Гека Финна:
— Надеюсь, мне понравится сидеть на горячей сковороде, если я посижу на ней подольше.
— Здесь слишком жарко для тебя? — обеспокоилась жрица Таароа. — Я велю принести холод. Прости, я никогда раньше не держала дома людей, да и в Башне они не слишком частые гости.
— Здесь нормально. — Машка вздохнула. — Тесновато, конечно, и грязновато, но в целом ничуть не хуже обыкновенного московского «обезьянника». Видимо, требовать полагающегося мне по закону защитника тоже бесполезно?
— Твой защитник — я, — терпеливо пояснила Яр-Мала. — А закон здесь воплощен в Ра-Тасте.
— А, ну тогда, конечно... — скептически отозвалась Машка. — С таким законом не поспоришь.
— Веди себя тихо, не беспокой охрану, — велела Яр-Мала, выходя из загончика. — Чуть позже тебе
