подтвердить все письменно и сейчас отдаст его мне. Вот это да! Милиция старой школы, даже изуродованная националистами, это все же старая добрая милиция! Такой удачи и ждать было нельзя! Старлей ковыляет в свою палату за списком.
Наскоро допросив старлея, чтобы не заставлять его долго стоять (по всему видно, что досталось ему здорово), получив уникальный список мародеров, выхожу с опером обратно к машине. Все это время он добросовестно стоял рядом со мной в фойе на дипломатичном расстоянии, чтобы никто не мешал беседе и в то же время он сам не слышал ее. Не хочет ни мешать, ни попасть перед своими в двусмысленное положение. Это я оценил. Хороший парень. Теперь двигаем по его делам. Ему к семье хотя бы на полчаса надо.
Подруливаем к указанному опером дому, он выходит, а остальные настраиваются долго ждать. Семья есть семья, особенно в наше время. Миротворцы — с оружием, шляться по городу не могут. И бросать их в машине одних тоже не с руки. Послали водителя за мороженым для всех и ждем. Но опер дома и часа не пробыл. Минут тридцать, от силы сорок, может быть. Спешит к нам, бежит! Вот дурень, мы бы и дольше подождали! Вообще, если в целом о народе говорить, то для многих молдаван характерны такие добросовестность и пунктуальность. Ваня Сырбу и Оглиндэ были точно такие же. Интересно, где теперь Виорел? Вряд ли он успел вернуться к себе в Чимишлийский район. Он человек рассудительный, подождет сначала, окончательно ли все успокоилось. Эх, черт! Проклятое расформирование обрубило все связи! Где теперь его, Али-Пашу и многих других искать?
Быстро кружим по городу, исполняя другие полицейские поручения. Кому домой денег завезти, от чьей-то жены посылку с чистым бельем принять… Проезжая по центру, вижу свой прежний дом. Перед въездом во двор престижной многоэтажки появилась будка с полицейским. Многие жильцы элитного дома сменились. Уже давненько в занимающую целое крыло квартиру первого этажа въехала семья министра транспорта Молдовы. Этот министр с простой русской фамилией Козлов удачно приспособился к новому режиму, безотказно собирая для националистов любое количество транспорта, чтобы банды волонтеров могли организованно выехать в любую точку республики на погром. Сам он, разумеется, ни в чем не был виновен, ни к чему не причастен и становился все крепче и богаче. Но будка с полицейским, на всякий случай, понадобилась. Очевидно, новопоселенцы волосками внизу спины чувствуют большую к ним народную любовь, а самим себе — подлинную цену.
Из центра наш путь лежит в микрорайон Боюканы и пригородное село со смешным для русского уха названием Дурлешты. На Боюканах по-прежнему живут мои однокашники и знакомые, но сейчас не время для встреч. Возвращаясь, проезжаем мимо кинотеатра «Флакэра» вниз и выезжаем на транспортное кольцо в конце центрального проспекта. В недавнем прошлом он носил имя Ленина, а теперь называется бульваром Штефана чел Маре. В принципе, новое название проспекту вполне подходит. Он ухоженный, зеленый, и памятник господарю Молдовы Штефану стоит как раз на нем, на углу парка Пушкина и центральной площади. Но параллельная проспекту улица Искры теперь «страда Букурешти», то есть Бухарестская улица. И это название улице совсем не к лицу. Если бы так назвали дорогу или шоссе, ведущее в сторону Румынии, — нет вопросов. Но почему это название получила одна из центральных улиц? Риторический вопрос. Именно потому, что новым властям Молдовы надо было влепить его на самое видное место, как занозу в глаз. Еще двадцать седьмого августа девяносто первого года, в день провозглашения независимости Республики Молдова, под рев толпы на центральной площади Кишинева в качестве гимна нового независимого государства был принят румынский гимн «Пробудись, румын». И в тот же день президент Мирча Снегур в интервью газете «Ле Фигаро» заявил, что сначала будут существовать два румынских государства, но это не будет долго продолжаться. И независимость Молдавии является для него этапом, а не целью.
Только я вспомнил о толпах и разгуле страстей, как вдруг по кольцу навстречу нам выскакивает молдавский бронетранспортер. В верхнем люке, ловя ветерок, красуется воин при всех регалиях. Даже какой-то новый орден на нем висит. Меня подбрасывает на сиденье.
— Ты чего, — смеется опер, — это же наш! — И осекается. Он понял.
Второй молдавский опер криво и неприятно ухмыляется.
— Очень смешно? — глядя ему в лицо, спрашиваю. — Задумался я, глючок поймал. Был бы у меня сейчас гранатомет, я бы сначала по этому бэтээру саданул, а потом уже вспомнил, что давно мир и кто вы такие!
Но тот не собирается уходить от неприятного разговора.
— Борзый!
— Какой есть. Жалко, не отправили на металлолом ваши железяки все!
— Что ж помешало? — второй раз делано и криво улыбается второй опер.
— Мужики! Чего начали? Сдурели? Кончайте гнилой базар! — обеспокоенно вмешивается один из миротворцев.
— Спокойно! Ничего они не начали! — успокаивает его Семзенис.
— Оружия не было, и полковники с приказами подкачали, — продолжаю завязавшийся на грани ссоры разговорчик.
— Какое же тебе оружие надо?
— Атомный говномет. Чтобы метал тысячу тонн распаренного дерьма на тысячу километров. И точечными ударами Снегуру и Косташу из него прямо в глотки!
— А Смирнову?
— Этому иезуиту тоже можно. Так, чтоб обратно из ушей треснуло!
Тут второй молдавский опер расхохотался.
— Если так — идет!
Секунд через пять он ржет снова, но в разговор больше не вступает. На очередной остановке выскакивает из машины, исчезает в маленьком магазинчике и возвращается с бутылкой «Стругураша»[62] и пластиковыми стаканчиками.
— Ну, за мир!
Молча принимаю из его рук стаканчик, чокаюсь с ним и пью.
— Эх, не здорово это все на нашей земле вышло, — качает он своей полицейской головой. — Ну, давай еще по одной, чтобы всем, кому надо, в пасть говном треснуло!
На обратном пути в Бендеры останавливаемся у магазина «Алиментара»[63] в аэропоселке, чтобы купить дорогих в Приднестровье и дефицитных в Бендерах сигарет. Покупаю несколько блоков недавно появившихся «Зимбру». Они лучше потерявшей былое качество «Дойны». Закончив все дела, обратно в комендатуру добираемся быстро и без происшествий. Приехав, докладываю Камову и Бордюже результаты, показываю список. Назревает поездка в Хаджимус, и ее вопросы прорабатываются на стихийно начавшемся совещании.
92
За ужином рассказываю Сержу и Жоржу о своей встрече с командиром ОПОНа в госпитале МВД Молдовы.
— И он тебе свою портянку с записями так при всех и отдал?! — переспрашивает Жорж.
— Не при всех, но примерно так.
— Не побоялся. Принципиальный, значит, — констатирует Достоевский. — Только как его с такими принципами в свинюшник занесло?
— Он же молдаванин все-таки. Куда ему было деваться с подводной лодки?
— Ну, теперь-то волонтеры с одной стороны, а Дука с другой ему мозги прочистили, как думаешь, лейтенант?
— Вроде того. Неплохой с его стороны поступок.
За соседним столиком наши коллеги вслушиваются в разговор.
— Ты что, к румынам в Кишиневский госпиталь ездил?! — догадывается наконец один из них.
Утвердительно киваю.
