Все, кто это видел, засмеялись. Бубенко сняла с батареи тряпку и вытерла загаженный пол, чтобы не подставлять Свету, нашу вожатую, — после отбоя она всегда заходила. Заглянет в палату:
— Девочки, кому надо — подмываться! Пойдемте, я вас отведу.
С постелей встают человека четыре. Самые аккуратные и чистоплотные девочки берут полотенца, мыло и бредут за ней в душ.
Света у нас хорошая. Спокойная, разрешает болтать в тихий час, а на ночь иногда, под настроение, рассказывает страшные истории.
— Две девочки из старшего отряда решили вызвать пиковую даму. Ну, знаете, два зеркала напротив, свечи горят… где они их взяли, из дома, что ли, привезли… «Пиковая дама, пиковая дама, появись…» А она взяла и появилась. Одна девочка — в обморок, на «скорой помощи» увезли. Так что вы поаккуратнее с этим.
— А про бродячую статую? Расскажи, Свет!
— А это бред сивой кобылы. Ну как она пойдет, она же каменная.
— А Юлька видела.
— Что она видела?
— Как статуя шла по аллее, а потом свернула к столовой.
— Очки пусть получше протрет. Вот глупость — бояться того, чего нет. И так опасностей полно в жизни.
Да, с вожатой нам повезло. Вон в третьем отряде хромая Маргарита — явно с садистскими наклонностями. Просто замучила всех своими разводками. Это она в «Артеке» набралась. Своим элитарным вожатским прошлым Маргарита хвастается часто. Однажды мы слышали, как она рассказывала Свете про лагерь-мечту советского пионера.
— Представляешь, прошлым летом у нас ребенок в море утонул. Вожатая два дня бегала по пляжу как безумная и выла.
— Ужас какой. Прямо выла?
— Как собака. А что бы ты делала на ее месте…
— Не знаю. Это случилось бы не в мою смену, — ответила Света.
К детям у Маргариты был особый подход.
— Сейчас, — сказала она своим в день приезда, — мы будем играть в игру «кошечки». Сперва каждый говорит, как его зовут. Стоп, стоп, давайте по порядку. Ваня, Сергей, Полина, Наташа… Замечательно. Встаем в круг на четвереньки. Встаем-встаем, ковер чистый, вчера пылесосили. Соединяем большие пальцы рук. Кладем на пол. Теперь соединяем указательные пальцы с пальцами соседа. Да, вот так. И задаем по кругу вопрос. Полина, ты начинаешь. Говоришь: «Коля, ты знаешь, как играть в кошечек?» Коля должен ответить: «Нет, Полина, не знаю», — а затем задать тот же вопрос следующему: «Ваня, ты знаешь, как играть в кошечек?» Кто перепутает имя, выбывает.
Когда вопрос вернулся к Полине, Маргарита посмотрела на всех, как на дураков:
— Никто не знает? А фиг ли вы тут раком встали?
Вечером она каллиграфическим почерком записала в журнал: «Проведено знакомство членов отряда в игровой форме».
Еще одна прекрасная игра была у Маргариты:
— Кладем ладони на стену. Каждому я задаю по вопросу, по очереди. Если ответ «да», шаг вверх на одну ладонь. Если «нет» — вниз. У кого через десять минут руки выше всех, тот победил. Поехали.
Она достала из кармана песочные часы и поставила на журнальный столик.
— Витя, ты любишь читать?
Шаг вверх.
— Марина, тебе вопрос. Знаешь, кто такой Гомер?
Шаг вверх. И понеслось:
— Ты умеешь плавать? Ты любишь манную кашу? Ты помнишь формулу дискриминанта?
По ходу игры вопросы становились каверзнее.
— Ты любишь вязать? — спрашивала Маргарита какого-нибудь мальчика. — Ты можешь выпить пузырек касторки? Ты мучаешь животных? Ты ругаешься матом? Ты целовался с девочкой?
Когда все смотрят, даже если «да», все равно «нет» ответишь.
И наконец коронное:
— Ты идиот? — вопрос достается вихрастому пацану с царапиной во всю щеку. Время почти истекло, остаются секунды… Если не скажет «да», он проиграет. Парень колеблется, но все же отступает на шаг.
— Нет? А ты? Тоже нет? А что же вы тогда на стенку все лезете?!
Господи, как хорошо, что нам досталась Света…
В ту ночь я твердо решила не спать, но все равно уснула, вырубилась на пятнадцать минут — сразу проверила по часам, — а две конфеты исчезли. Мистика. Домовой, что ли, ест? Я верила в домовых. Не то что верила — знала, они существуют.
Когда отряды выстроились на утреннюю линейку, мы с Лидкой стали внимательно осматривать физиономии. В нашем отряде все чисто. И в четвертом, и в третьем… Пятый, шестой… Никого.
Ага! Вот они стоят, голубчики. Кого угодно ожидала я увидеть в чернилах, но только не этих двух карапузов. Восьмой отряд, первоклашки. Маленькие, щуплые, рост метр с кепкой… Малышовый корпус находился на отшибе, у самого забора. Как эти дохлики пробирались ко мне каждую ночь через весь — немаленький — лагерь? Не боясь ни пиковую даму, ни бродячую статую? Откуда они вообще узнали про конфеты? Увидели мешочек на родительском дне? Загадка…
— Видала? — кивнула Лидка. — Надо бы уши надрать.
— Не надо, не трогай. Пускай живут. Люблю храбрецов.
Мертвые головы
«Расскажи мне сказку!» — «…Как волк насрал в коляску!» Отвечая на мои приставания, папа все время призывал в помощь волков. «Где мама?» — спрашивала я. «Волки какать на ней уехали», — отвечал папа. А сейчас мне требовалась история на ночь, и не какой-нибудь пересказанный наспех Драгунский, а Очень Страшная История.
— Ну пап!
— Не папкай, видишь, я занят. Спи давай.
— Расскажи что-нибудь…
— Завтра мама тебе расскажет.
— Ну про отрезанную голову…
— Про отрезанную голову я тебе уже десять раз рассказывал.
— Расскажи одиннадцатый.
— Ночью приснится. — Это просто реплика по сценарию. Сплю я хорошо, и папа это знает.
— Ты обещал. Я кол по математике исправила.
— Точно исправила? — переспрашивает папа, сменив гнев на милость.
— С тебя голова.
— Ладно, одолела… Двадцать минут, не больше. — Папа плотно притворяет дверь — мама такие истории не любит, брезгует — и присаживается на краешек моей раскладушки.
Сеанс начинается.
Что может быть заманчивее отрезанной головы? У нас это разменная монета: когда папа проигрывает спор или выполняет условие договора, он всегда рассчитывается такой историей. Я знаю их все наизусть.
Первая дедова.
