— Да, в такую ширину ее жопа не влезет. — Лифчик рассуждал так, будто на самом деле собрался хоронить математичку.
Мальчишки работали воодушевленно, и к празднику подарок был готов.
— Открытку еще надо купить, — озарило Лифчика.
— Какую? — не понял Генка.
— «С Днем учителя!».
— Саня у нас мозгунчик, — Прохоренко похлопал его по плечу.
На почте пахло сургучом и канцелярским клеем. Начальница отделения Феликсовна сидела за приемным окошком и проштамповывала конверты.
— У вас есть «С Днем учителя!» открытки? — голос у Прохора был просто ангельский.
— Ой, точно! Скоро праздник, а я совсем забыла, надо на видное место поставить, — спохватилась Феликсовна и полезла в коробку с почтовым товаром. — Вот, с хризантемами пойдет?
— Пойдет.
— Молодцы какие мальчики. Вам сколько?
— Одну.
— Всего?
— Ага. Любимой учительнице.
Лифчик заплатил за хризантемы, и столярная бригада покинула отделение связи.
После уроков Сашка зашел в кабинет математики: приоткрыл нижнюю фрамугу и задернул тяжелые шторы — Брексиха обожала показывать учебные диафильмы и специально выпросила у завхоза ткань поплотнее. Учителя уже веселились на банкете — из столовой долетали звуки идиотского фокстрота с бодрой партией духовых. Сашку никто не заметил.
Вечером троица собралась в гаражах. Лифшиц завел «четверку» и оставил прогреваться. Отец давно разрешил ему ездить до магазина — ГАИ в наших краях отродясь не встречалось.
— Загружаем?
Он открыл заднюю дверь, и Морозов с Прохором засунули гроб в салон.
— Готово.
«Четверка» медленно выехала из гаража.
— Геныч, уроки выучил на завтра? — спросил Лифчик.
— Сань, ты чего, какие уроки…
— А по-моему, надо литру повторить.
— Мужики, а если окно закрыли?
— Придется пойти и открыть изнутри.
До школы было метров двести. Кабинет алгебры и геометрии находился на первом этаже, в дальнем конце здания. С этой стороны оно практически не освещалось — окна выходили в лес и на учительские огороды.
— Подсадите.
Лифшиц подтянулся на локте, толкнул раму. Открыто, отлично. Дарители достали гроб, поставили вплотную к стене. Сашка сказал, что отгонит «четверку» назад и вернется.
— А мы? Так и будем здесь торчать?
— Ладно, садитесь в машину, никто наш подарок не стащит.
Вернувшись, троица действовала по плану. Лифшиц влез в кабинет и зафиксировал фрамугу с помощью стула. Прохоренко с Морозовым взяли гроб и подали одним концом в окно.
— Тише, не грохай.
Подарок скрылся в классе. Через пару секунд высунулась Лифчикова голова.
— Геныч, залезай, помоги. Тяжелый, зараза.
Морозов ухватился за карниз, подтянулся, забросил ногу и перевалился через подоконник. Прохоренко последовал его примеру.
В кабинете было темно. На учительском столе возвышался непонятный предмет. Огромный мерцающий кокон венчали ветвистые рога, они покачивались и шуршали от дуновения ветра.
— А это что за НЛО?
— Икебана, не видишь…
Лифшиц с Морозовым пронесли гроб по кабинету и разместили прямо перед доской. Прохоренко стоял на стреме.
— Чуть не забыл, — Сашка вынул из кармана открытку с букетом хризантем и золотой надписью «С Днем учителя!» и водрузил на гроб, зацепив сгибом за край.
— Все, айда.
— Следов нет? Может, вытереть? — Морозов схватил в углу швабру и стал елозить ею по полу, выводя восьмерки.
— Сухо на улице, — ответил Лифшиц. — Пошли.
Математика была первым уроком. Все стояли в рекреации и ждали, пока Брексиха откроет класс. С утра она обычно немного опаздывала. Наконец раздалось неторопливое цоканье каблуков, и в коридоре показалась математичка. Она шла, зажав под мышкой журнал и размахивая деревянной гирькой брелока. Не гирька, настоящий бульник — чтобы не потерять. Ничего не подозревая, деловито отперла дверь — и замерла на месте.
— Что это значит?! — закричала Брексиха, и взгляд ее упал на открытку. — Ну, спасибо…
Разъяренная, она выскочила из класса, как гоночный болид.
Никто ничего не понимал. Все испуганно стояли у гроба и не садились. Я подумала, как вкусно пахнет свежестругаными досками.
Через минуту математичка прибежала вместе с директрисой.
— Вот! — завопила она. — Полюбуйтесь!
— Кто это сделал? — недобро спросила Нонна Павловна.
В классе стояла тишина. Гро. Бо. Вая.
— Еще раз спрашиваю — кто?
Молчание.
— Ладно, вы у меня еще попляшете. Мы разберемся, Лариса Евгеньевна, не переживайте. — Директриса взяла под локоть пунцовую от гнева Брексиху и вывела ее в рекреацию.
— Учишь, учишь их… Подонки… — донесся из коридора не то вскрик, не то всхлип.
Вскоре дверь отворилась вновь, и в класс зашли завхоз с военруком. Они взяли гроб с двух сторон и понесли к выходу. Как яркий осенний лист, с борта спланировала на пол открытка. Они посмотрели и, ей- богу, не вру, усмехнулись. Оба. Едва заметно, в усы.
— Вы далеко не уносите. Может, понадобится еще, — съязвил Елисеев.
Первого урока так и не было. Следующие прошли по расписанию, а в конце дня нас снова навестила директриса. Она вошла в кабинет и демонстративно заперла за собой дверь.
— Никто не выйдет, пока я не узнаю. Хоть трое суток будете сидеть. Ну? Я жду.
Приготовлений Лифшица и Ко никто не видел, а подозревать можно было любого, потому что Брексиху недолюбливали все.
Нонна Павловна сверлила нас глазами — каждого по очереди. Сканировала, полагаясь на свой многолетний опыт и педагогическое чутье.
— Из-за виноватых будет заперт весь класс.
— Мне на хор надо, — возмутилась Бубенко.
— А мне на скрипку, — заныла Пятакова.
— А мне к врачу…
— А мне сестру из сада забирать…
