и весь…
— Корень! — отрезал ротный.
— Конечно! А то и — на цвинтер. Серьезное дело!
— Короче, Потемкин! Резон мне тебя на машину ставить? Уже не резон! Практикуйся. Есть воры — изобличи! С Колей Неко сегодня пойдешь. С кинологом нашим. Понятно?
— Понятно, — ответил Потемкин.
— З собаком пойдет? — уточнил посетитель.
— «З собаком»! — ответил ротный, — Да, наши собаки — не ваши собаки! У нас они — профессионалы! Понятно?
— А то ж...
— Ну, Вы идите, — поморщился ротный, — а я человеку задачу поставлю.
***
— Поль, — сказал Коля Неко, — пес уникальный! Смотри!
Обошел он «Москвич» Потемкина, и открыл багажник. Пес, без звука влетел туда. Неко захлопнул крышку.
— Вот так — это профессионал! И будет сидеть — ни гу-гу! Приучал я его к засадам. А, Поль? — постучал он по крышке. Поль тихо ответил: — У-у!
«Гестапо!» — про себя оценил Потемкин.
— Ох, не пойму я тебя, Потемкин! Чего ты собрался в розыск? Вон с кем жить и работать надо! — кивнул он на багажник. — Вот то — интересно! Я тебе передать не могу. Он мне личную жизнь, скажем так, наладил. Теща: уж так она меня жизни учила, уж так! Губы подкатит, и все намеками — ты, дескать, Коля, ценить меня научись! Ей цены же нету. Да ладно бы так: есть ошибка, — ну укажи, подскажи мне, — исправлю. А то, — губы надует…
— Подкатит.
— Ай, да какая разница! В общем — в гроб, тишина, и одни намеки. А настроения нет. Муторно! А я потом, нет, ты слушай, Потемкин! Слушай. С женой, понимаешь, пошло уже как-то не так. Я все вижу! Скажем так, — отчуждает нас теща. И я уступаю, по баллам. Ну, кто я? А теща моя — кардиолог. Крутой, знаешь, специалист, крутой! Со мной уже и говорить перестала — я же «не так понимаю»! Жена уже смотрит с тревогой. А теща у нас и шкафы разделила на кухне. Дескать: вот так — это ваше, а это — мое. И живите вы, как хотите: перо в одно место! А это, Потемкин, — каюк! Нет семьи! А потом еще: тестя нет — и посредника нет. Тесть — великое дело! В баньку сходили б, «Беленькой» — да за круглым столом, под огурчик… Нормально! У тебя с тестем как?
— Нет тестя.
— Несчастный… О! Вот и я — то о чем? Ты в кинологи переходи! И без тестя все будет О*Кэй! Поля взял я, короче, и не в питомник повел, после смены, — домой. А ты видишь? Ты видишь, какой он? Семьдесят четыре килограмма! Прикинь, у меня — девяносто…
— Сложить вас, — и больше полутора центнеров! — буркнул Потемкин.
— Дверь открываю, и Полю: «Ищи!». А сам жду. Потом захожу. Боже мой! Стоит моя теща, распятая! Белая, как потолок… А он — лапы на плечи, и носом — ей в нос. И в глаза ее смотрит! Представляешь — картина! Ну, я как хозяин, присел, расстегнулся, и говорю: «Что-то Вы, Анна Михайловна, дочечку борщ делать не научили, а? А Ваш борщ… О, какой у Вас борщ! Да Вы мастер, каких поискать!» Молчит. Я же все понимаю: язык отнялся… «Пойду, — говорю ей, — в ванну, устал, как собака». А Полю — ни слова, он сам понимает, умный, — потом ты увидишь. А выхожу — Поль, из любимой тарелки тещиной, борщ хлебает. А на столе, со сметанкой — тарелочка для меня парует. «Это Ваш?» — говорит мне, теща. А с первого дня, на «Ты»! Я ей: «Наш, — говорю, — МВДвский! Служит! А я — у него начальник. «Хорошая, — говорит, — у Вас, Коля, профессия! Я не представляла…». А Поль хорошо все представил. Слизнул борщик с тарелочки тещиной, и к ней подходит и руку, в знак восприятия, лижет. Вот и все, с той минуты, Потемкин! Какие шкафы? Да у нас все едино! Семья, настоящая, крепкая!
На объекте кинолог выпустил Поля.
— Гулять! Гулять! — приказал он, — Поль, на всю катушку!
Поль его понимал. Прыгал свечкой, крутился в воздухе, притворялся, что атакует шефа.
— Тебя, вот смотри, не заденет. Воспитанный пес, специальный! Вот сейчас, — это я, как начальник его, считаю, — Поль набегаться должен. Потом же сидеть, тише мыши. Ах, Поль, мой Поль… — трепал он за ухо овчарку, свечой, на дыбах, по-медвежьи, застывшую перед лицом.
Потом, когда пес набегался, он стал по кругу ходить пешком. Стал мир изучать: вынюхивать что-то в траве, «метить» кустики и углы.
— Все у животных, ты видишь, Потемкин, логично? Он, потом, глаза ему завяжи — на травинку, вслепую, не ткнется! Есть, понимаешь ты, есть нам чему поучиться у них! Увидишь. Зачем тебе розыск? Ты к нам подгребай, к кинологам. Есть у нас Гром, он — без шефа. Так я познакомлю!
— Коль, а чего это он? — показал Потемкин.
— А что? — шеф посмотрел, — А, камень носит! Так, то — ерунда.
Поль нашел круглый, увесистый камень, поднял и носил его, как ни в чем ни бывало. Как с пустой пастью. Похоже — привычка.
— Да, есть, — пояснил его шеф, — есть, видишь ли, привычка. Кто знает, кальция в детстве, может быть, не хватало. Не знаю… Да, носит, и бог с ним, пусть носит. Нравится Полю? Нравится! Делу ведь не мешает, Потемкин? Нет! А вот это — главное!
Поль нагулялся, и все изучил и пометил, что можно. Сидел у ног шефа спокойно, держал в зубах камень. Да, камень, при массе его, ничем ему не мешал. «У меня — 67! — оценил Потемкин, — а у него — на полпуда больше. Солидно!» Он вспомнил Гросса, спокойно вздохнул. Легчайшим и чистым казался воздух: Поль — это все же не Гросс. Поль — на стороне Потемкина. Слава богу, не наоборот! «Да, все будет О*Кэй!» — согласился Потемкин.
— Потемкин, — когда «залегли» на исходной, заметил Неко, — да ты не молчи. Мы с тобой говорить можем, вполне спокойно. Ты же не забывай: с нами Поль. Он услышит первым. Расслабься, Потемкин!
Расположились в комнате, которая будет потом душевой. Трубы голые, пол керамический… «Голые трубы» — стал жевать фразу Потемкин, — А что, они могут быть одетыми? Нет такого явления, но — так говорят. А зачем?» Да кто знает, зачем? Ответ был неважен. «А Шатунов… Шатунов — это тема!» — вздохнул Потемкин. Капитан ставил крест на своем подопечном…
— Переживаешь? — Неко спокойно достал сигарету и закурил, — Переживаешь: с машины турнули? Не стоит. Я тоже был мотоциклистом. Турнули! Бензин, понимаешь, доил. Ну, а кто не доит? А я невезучий — почтовую остановил, слил пять литров, меня — Шатунов, за то место. Забрал мои краги и каску, и жезл! Да я же нашел себя в жизни.
Я, знаешь ли, ни за что, ни за что, не променяю собаку, ни на кого из напарников. Ты ж посмотри, насколько они надежнее, чем человек, посмотри! Не предаст! — это первое, самое главное; Не проспит — это уж, никогда! Догонит любого: и даже того, кого ты в глаза не успел увидеть! И в дырку пролезет и через стену махнет! Ну, что, — да ведь пальцев не хватит, перечислять! И не проболтается — тоже ведь важно! А, как ты считаешь, важно?
— О, это очень важно!
— Собака вообще — лучший опер! Жаль, протоколов писать не умеет, а так… Собаке, Потемкин, по настоящему, в службе у нас, равных нет!
— Но, могут же не прийти, — размышлял Потемкин, — я так понял, не каждую ночь они перли…
— Расслабься, Потемкин! Придут. Ты же видишь: уже подобрали, что взять. Это что — подобрали прорабу? Да нет же, — себе, дорогим, подобрали, себе! И к утру, сто процентов, Потемкин, — они будут наши! Увидишь!
— Так что, пока не стемнело, мне может рапорт уже написать?
— Да, в отделе напишешь, бумага, она не уйдет!
Перли, — Потемкин уже оценил, — «рентаб», — то, что продать можно будет в момент. Плитка, а плитка прекрасная, боже — Италия! В стиле гравюры — лазурный венецианский пейзаж. И «тюльпаны», и трубы-пластик, явно были здесь подготовлены к тайной эвакуации. «Добре! — спокойно вздохнул Потемкин, — Сегодня, поскольку она состоится, мы заметем их всех!». Спокойно надеялся всех замести, Потемкин не
