— Никак.
— А он к нам «пришел» по тому же вопросу? По твоему?
— Нет, арестован совсем по другому делу.
— Проблема! Ты знаешь: допрос, или те же свидания, — это по предписанию, по разрешению. Я в этом плане — бесправный...
— Да есть замысел, Виктор. «Мой друг из райотдела в спортзал приехал, потренироваться». Откажут?
— На КПП не откажут. Но это, лишь первый этап, Потемкин, а там — еще надо думать! Да, что с тобой делать-то, а? Мне отказать тебе трудно! Идем! Но, — Виктор остановился, — ты мне расскажешь, договорились?
— Да. Расскажу.
— Достал? — не слишком-то удивился Мац. — Так и думал. Я что, тебя чем-то обидел? Чего-то тебе не сказал? Так ты, извини, не за мной приезжал! Вот, под что ты копал — я не прятал. А в том, чего ты не знал — глупо было колоться! Не так?
— Да. Все так.
— Не нашел, значит, да, трудяга? Да, не пойму: чего ты из-под меня-то теперь, мил человек, добиваешься, а? Говори, раз пришел! И меня, может быть, услышишь. Хотя, знаешь ли, здесь молчат. Хлебнешь, если будешь работать. Здесь каждое слово выуживать надо. Хотя и, с тобой — это дело другое… Ты куревом угостишь?
— Да, конечно!
С глубокой затяжкой, с большим удовольствием, курил сигарету Мац:
— А ты чем меня слушал? Я ж все сказал! Что, ты нашел во мне друга, и я тебе должен помочь? Человека лепить из тебя? Я? Да смешно — я же рецидивист!
— Из Люхи уже лепил! Маму любить человека учил…
— Вот маму не трожь! Не надо бы… — голос заметно сник на последней фразе. — А может... — Мац тяжело смежил веки, тяжко вздохнул, — Могу и помочь. Зла на тебя мне держать нет резона. Чего уж?... А это кто? — кивнул он на Виктора.
— Это мой друг.
— Друг? А может он выйдет?
Потемкин не сразу нашел что сказать.
— Хотя, если друг, — твое дело, смотри! Я дело сказать мог бы, наедине. Настоящее дело! Смотри, Я скажу: что терять мне? Нечего! Все, на что жизни хватало, уже потерял!
Мац докурил сигарету до фильтра. Гасить было нечего: просто, сгорела…
— Я сел конкретно, Потемкин. Могу это взять на себя. Сделать последнее доброе дело. Ты знаешь, — и даже хочу! Так давай!
— Что, давай?
— Признаюсь, что убил Жуляка, или не понимаешь? Тебя обозвать? И глупостей не говори. Мне их не говори! Все сойдется. Ну я бы не знал этой кухни! Следствие, суд, — совпадет все, сойдется! Усвоил? Чего онемел?
Мац смотрел неподвижным взглядом: в таком никогда не прочтешь правды. Глядя в него, усомнишься — а есть ли вообще она, правда? Правда — может всего лишь выдумка, в которой одни убеждают, другие согласны...
— Смешно мне, Потемкин: боишься? А откуда ты знаешь, что и в самом деле не я натворил? Не веришь? Ты веришь алиби? Так — на все сто? А мотивы? Ты же искал их. И ты их нашел: я Люху по шее бил, и убить обещал. Нож, топор, — все найдете на стройке: зачем зарывать? Хочешь спрятать надежно — клади все на самое видное место! Подумай, тебе же — карьера!
— Я думаю. Очень уж откровенно ты все говоришь…
— Ну!...
— Так вот, откровенно — действительно ты за меня хлопочешь? Зачем? — Мац видел: в глазах его ищет ответ Потемкин. Не выдержал, и сделал вид, что отвлекся, — Ты знаешь, как оно, не курить, — хреново?...
Потемкин отдал пачку «Космоса». Мац закурил: — Это мне?
— Все — тебе. Я на воле возьму.
— На воле… — вздохнул равнодушно Мац, выпуская первое облачко дыма.
— Уж так получилось, Кирилл, что оба мы недооценили друг друга. Я ошибся тогда, ты — теперь. Бывает… Но, — прошло время ошибки, — пришло время исправить ее. Я тебя понял, — а это и есть как раз то, в чем я тогда ошибся. Человек никчемный — он хуже врага! Я же правильно понял?
Потемкин поднялся.
— Ты, вот что, — приободрил его, улыбаясь, Мац, — Кирилл никогда не дает отката. А я обещал!
— Считаешь, Кирюха причастен? — полюбопытствовал Виктор, когда они вышли на волю.
— Нет. Но я так считал.
— Обещал рассказать.
— Послушай.
Потемкин, «известное по состоянию дел на сегодня», поведал.
— И так ты два месяца с ним кувыркаешься, так? Так вот, хватит, — финиш! Я тебе преступление раскрываю! Собственно, ты его сам раскрыл. Но ты от него устал, начинаешь блуждать. А я, свежим ухом, послушал и понял. Старший, тот, из Сибири — вот тебе ключ!
— Его не было.
— Но если мне нужно убить человека, я обязательно сделаю это сам? Нет: организую, а сам займусь алиби. Будет оно скандальным — мне на руку: шуму побольше, да все понапрасну. Потом на меня просто, на фиг, рукой махнут. Тем более, я — черт-ти где вон, и пережду! А друзья- мужики лихие, и тушу разделать — на раз! Такие медведя ножом — наповал! Ты что, перестал замечать очевидные вещи! Ты вспомни, как древние учат: хочешь раскрыть преступление — найди, кому преступление выгодно.
Он — старший, путь расчищал. Очевидные вещи, Потемкин! Он теперь переезжает. А раньше не мог. Братец мешал. С дороги его! Вот что надо — плотно перешерстить всю компанию: где они там — в Бурятии, в Братске? И все. И найдешь! Понимаешь, Потемкин? Что скажешь?
— А мне, — улыбнулся Потемкин, — на край земли тоже подпольно ехать?
— Ну, — Виктор смутился, — ну, ваша же кухня. Как-то же делают все это? Ну, ничего себе: человек убит. Причем — как убит!
Помолчали.
— Вить, а Сережа Бутенко не знаешь где нынче?
— В ЭКО
— Да ты что? Не шутишь?
— Ну, как эксперт может быть без пробирок?
— Спасибо, дружище!
— За что?
— Да увидеть его очень нужно.
— Нужна его помощь?
— Нужна!
— Ну, даешь ты, Потемкин… Ну, значит, — прикинув в уме, сделал вывод Виктор, — в Сибирь ты не собираешься ехать?
— Нет, — покачал головой Потемкин.
— А я тебе чем-то помог?
— Да, очень. Спасибо тебе, это так.
— В толк не возьму, — это чем же? Он ничего, я так понял, тебе не сказал.
— Вить, может, потом объясню… Он, что нужно, сказал. И за это, я должен быть очень тебе благодарен. И буду!
— Вот что? — всерьез спросил Виктор, — А я же, наверное, должен молчать, что мы тут с тобой
