Джоан!
— А ты думала, как она подпишется? С любовью от мамочки?
Я еще раз пристально вгляделся в письмо. Весь день я только и думал о том, как я покажу его Элен.
— Ну что — как по-твоему?
— Мне она не нравится, — Элен скривила губы. Да, настроение у нее было хуже некуда.
— Но ведь ты
— Не нравится мне, что она называет тебя Кристофер. Почему бы не Крис? Кристофер звучит ужасно формально, будто бы вы с ней не знакомы. Да еще подписывается: «Джоан».
— А мне это, наоборот, жутко понравилось. Это значит: хотя наши отношения теперь изменились, давай будем друзьями.
— Ничего себе! — Элен просто распирало от негодования. — Значит, пока ты еще бестолковый щенок, — прощай на восемь лет, а когда ты подрос, — привет, давай будем друзьями?
Я почувствовал, что в лицо мне ударила краска.
— Раз уж мы об этом заговорили, ты, может быть, еще что-нибудь против нее имеешь? —спросил я, мрачно глядя в окно автобуса.
— Еще меня раздражает, что она все время пишет, какой она замечательный фотограф, как она ходит в горы, какие потрясающие заказы получает.
— Не все время. Только один раз.
— Сплошная показуха! О тебе — ни слова. Ни про выпускные не спросила, ни как отец поживает. А Гай? А что с котом, наконец? Кроме себя любимой, ей никто не интересен.
Я забрал у нее письмо, аккуратно сложил и всунул в конверт. В окне автобуса было темно; я сидел и смотрел в эту тьму сквозь свое собственное отражение.
— Ты беспощадна. Настоящая леди Гордячка, — пробормотал я.
— Ты посмотри, как она ненавязчиво намекает на недостаток времени.
Ну, ладно. Пусть так.
— Ты же сам спросил. Не спрашивал бы, я бы и не сказала.
— Лучше бы я его тебе не показывал. Элен коснулась моей руки.
— Крис, не езди к ней. Ты только сделаешь себе больно. Я этого не хочу.
— Но это мое личное дело, правда? — автобус внезапно въехал в ослепительное месиво городских огней. — Я провожу тебя до дома.
— Как хочешь.
— Я провожу.
Мы идем молча, взявшись за руки. Я зол и удручен, похоже, мы на грани ссоры. Хотел бы я знать, что с ней происходит. Иногда ее поступки кажутся необъяснимыми. Это-то меня всегда восхищало, но сейчас, наоборот, пугает. Кажется, в ней совершенно не осталось теплоты. Мы уже ссорились с ней как-то раз, примерно месяц назад, но даже тогда не было так скверно. Признаю, та ссора произошла по моей вине. Мы столкнулись на улице с лучшей ее подругой, Рутлин. Проходя мимо нас, она заговорщицки прошептала:
— Эй, смотрите — на этот раз поосторожнее!
— О чем это она? — я вопросительно поднял глаза. Такая уж эта Рутлин, больше всего она обожает смущать людей своими намеками и загадками.
— А ты как думаешь? — подразнила меня Элен.
— Постой, ведь ты не рассказывала ей?
— Ну конечно, рассказала! Я не верил своим ушам. Но ведь это предательство!
— Все-все рассказала?
— Она моя лучшая подруга, — сказала она, словно это что-то объясняло.
— Но зачем посвящать ее в наши дела?
— Ты-то, наверное, своим приятелям рассказывал. Парни вечно хвастаются такими вещами.
Я действительно мог прихвастнуть ребятам про то, как далеко я зашел с девушкой. Нередко даже делал вид, что зашел гораздо дальше, чем это было на самом деле. Но про ту ночь я бы никому не рассказал — ни за что на свете. Я представил, как Том трезвонит об этом по всей школе. Представил словечки, которые он пускает в ход, описывая то, что было между нами. Нет, никогда. Такими вещами с друзьями не делятся.
— Ты ошибаешься. Ты просто не знаешь меня. А вот я не ожидал, что ты всем разболтаешь.
— Не всем, а только своей лучшей подруге.
Я долго пережевывал ее слова: так собака, обгладывающая кость, отщипывает от нее кусочки мяса до тех пор, пока она не сделается гладкой и безвкусной.
— А матери ты тоже все выложила?
Мы шли порознь, руки в карманах, стараясь не встречаться глазами друг с другом. Больше всего в эту минуту я хотел обнять ее, но не знал, как это сделать.
— Конечно, нет. Ей такие вещи нельзя рассказывать. А жаль. Ты знаешь, как с ней трудно. Вот Рутлин все рассказывает своей матери.
— Значит, и ее мать тоже в курсе?
— Вряд ли. Не думаю. Зачем ее матери знать о нас с тобой? Крис… — Элен остановилась и коснулась моей руки. Меня как током дернуло. — Пожалуйста, не сердись на меня.
— Что хочу, то и делаю. — Я уже немного успокоился и даже начал получать удовольствие от своего раздражения. Мне не хотелось сдаваться.
— Надеюсь, ты не думаешь, что я теперь твоя собственность? Никаких прав на меня у тебя нет.
От ее голоса на меня повеяло могильным холодом, словно она была намного старше и опытней меня. Я вдруг понял, что если сейчас повернусь и уйду, она не побежит за мной. Казалось, мы идем по треснувшему льду, который того и гляди разнесет нас в разные стороны.
Что с тобой происходит в последнее время? — спросил я.
Все в порядке.
Я тебя чем-то обидел?
Со мной все в порядке. Шел бы ты домой, Крис, ей-богу! Не приставай ко мне.
Я пожал плечами и пошел вперед, насвистывая на ходу.
Ну, пойми, Крис, ты здесь ни при чем. У меня с самого утра все не так. Надо было отказаться от прогулки, но мы вчера условились, и я решила пойти.
Мне захотелось успокоить ее и успокоиться самому, как бы начать вечер сначала. Я ласково поглядел на нее, но она отвела взгляд. В свете фонарей ее лицо было как бронзовое, глаза блестели. Мы вышли на дорогу, ведущую к ее дому. Из окон окрестных домов лился электрический свет, хотя шторы были задернуты. Я подумал обо всех семьях, живущих в своих маленьких мирках, о миллионах таких маленьких мирков, где люди живут, любят и обижают друг друга за закрытыми шторами.
Мы пришли к ее дому. Элен оставила дверь открытой, и я вошел следом за ней. В доме пахло краской. Она разулась, а я против своего обыкновения вытер ноги.
Из кухни доносилось пение ее отца. Когда мы вошли, он принялся что-то мурлыкать, словно сочиняя новый мотивчик.
— Как гитара, Крис? Делаешь успехи? — как всегда, спросил он. Он просто не знает, о чем со мной говорить. Хорошо еще, что я играю на гитаре.
— Нормально. Хотелось бы попробовать на электрической.
— Скоро возьму тебя в нашу группу, да?
Вряд ли. Джазовые аккорды — не для меня. Жуть такая, что пальцы сломаешь.
Элен стояла у окна. Она задумчиво приподнимала волосы над головой и потом отпускала, позволяя им свободно упасть и рассыпаться по плечам. Отражение в оконном стекле повторяло ее движения. Она была словно за тысячи километров отсюда. Эй, Нелл, ау?
