канцелярии. И отвечаю перед одним лишь Папой, больше ни перед кем. На праведном пути Церкви, — он тщательно взвешивал каждое слово, — возникает много помех, и одна из них — ведовство. — Было заметно, что у Парменио пересохло в горле. — Я глубоко убежден, и повторяю это в храме Божьем: то, что мы называем черной магией, сатанинскими шабашами, ведовством, — в большинстве случаев не более чем судейское крючкотворство, злостные выдумки, дешевый балаган. Глупости это, уж поверь мне, Эдмунд! Мужчины и женщины намекают, что им подвластны темные силы, ради того, чтобы запугать других или же, — тут он зло рассмеялся, — чтобы иметь предлог раздеваться догола, напиваться до бесчувствия и предаваться всевозможным порокам. — Парменио громко вздохнул. — Если им так хочется плясать голыми на лесной поляне при луне или поклоняться каким-нибудь древним камням, что с того? Это просто глупость и детские шалости. Кроме того, есть немногие мастера наводить морок или варить зелья. Поверь, рыцарь, я могу дать такое снадобье, что ты, как наяву, ощутишь, будто у тебя орлиные крылья и ты паришь в поднебесье. — Он помолчал. — Наконец, есть и такие — этих и вовсе мало, — кто и вправду связан с силами тьмы. Эти не хвастливы, они ничем не выдают своей подлинной сущности. Они не проделывают дешевых трюков, нет, эти мужчины и женщины как бы носят маски, да так ловко и умно, что ты ничего не заподозришь. Такие не живут в убогих хижинах, не ютятся под забором или на заброшенных пустырях — они скрываются в светских и церковных канцеляриях, в аббатствах, в монастырях, в укрепленных поместьях знати, в замках и дворцах. Они образованны и начитанны, их знают как верных сынов и дочерей Церкви. А на самом деле — это дьяволопоклонники, и они очень опасны.
— Чем именно?
— Тем, что они действительно обращаются к силам тьмы и употребляют все свои способности и умения на то, чтобы достичь нечестивых целей. Ради этого они и убивают. Это тебе не пляски при луне, это богохульство, святотатство, страшный грех. Они истово верят, что смогут получить ответ от сил тьмы, если убьют человеческое существо, перережут ему, как свинье, глотку, вырвут сердце и поднесут его в жертву этим силам.
— И действительно можно услышать такой ответ?
— Как гласит старая пословица: «Если кричать в темноте, то кто-нибудь или что-нибудь да откликнется».
— И ты их преследуешь и задерживаешь?
— Нет, Эдмунд, я преследую их, нахожу и убиваю — действую наверняка. В этих случаях нет возможности обращения или покаяния. Единственное, что в моих силах — отправить их на суд Божий.
— А здесь?
Парменио поджал губы.
— Как ты, наверное, догадался, я и раньше бывал в Англии. Этот остров — настоящее гнездо колдунов. Поговаривают, что Вильгельм Рыжий, король Англии, попал в сети такого колдовства и был убит на охоте в Нью-Форесте. А Вильям, сын великого короля Генриха I? Он утонул, когда перевернулся и пошел на дно королевский «Белый корабль». Его гибель стала причиной нынешней войны и способствовала возвышению таких, как Мандевиль. Ходят слухи, что и кораблекрушение было вызвано колдовством.
— Так Мандевиль был колдуном?
— Нет, не думаю, но он покровительствовал богоотступникам. Он грабил церкви и монастыри, обогащая чернокнижников. Превращал аббатства в крепости. Он предоставил возможность черным магам пользоваться священными реликвиями и совершать святотатства. Мандевиль привлекал в свое воинство самые черные души. Укрытые его щитом, они учиняли свои мерзости. Ты видел все ужасы, какие они способны творить. Кого озаботит исчезновение молодой крестьянки? Кто осмелится сунуться в заброшенную и поруганную церковь, где в глухую полночь зажигаются огни, чтобы совершить ритуал?
— И все же тебя отправили сперва не в Англию, а в Палестину.
— Туда меня отправили, Эдмунд, по тем же причинам. Более пятидесяти лет назад твой двоюродный дед и другие рыцари взяли Иерусалим штурмом. Они вернули святые места, не принадлежавшие христианскому миру на протяжении нескольких веков. На поклонение туда отправились толпы праведных и благочестивых христиан.
— Но не только праведники?
— Конечно. Иерусалим, да и вся Святая земля, средоточие святых мест и самых почитаемых храмов, привлекает не только ангелов, но и демонов. Понемногу до нас стали доходить слухи. Папа получал письма от патриарха,[123] и не только от него. В них говорилось, что в Иерусалиме процветают колдовство и чернокнижие. Меня отправили расследовать эти сообщения, но я прибыл слишком поздно. Бог знает, по каким причинам, только Тремеле стал действовать чересчур поспешно. Ведьма Эрикто, о которой мне доносили, сумела скрыться. Потом арестовали Уокина и решили доставить его в Англию под охраной Беррингтона. Одновременно вызвали из Лондона и Босо Байосиса.
— Для чего, интересно?
— Тремеле был глубоко обеспокоен тем, что тамплиеры оберегают гроб отлученного от Церкви Мандевиля, а также тем, что в орден принимают таких, как Уокин. — Парменио скорчил недовольную гримасу. — Я говорил по этому поводу с Беррингтоном откровенно: о тех, кого принимают в ряды ордена в Англии, известно очень и очень мало.
— И повинен в этом был Байосис?
— Да, он либо удалил из записей некоторые сведения, чтобы скрыть собственную глупость, либо взял их с собой в Палестину, — Парменио пожал плечами. — А там то ли потерял их, то ли у него эти записи похитили.
— А что же было в Палестине?
— Я спас тебя в Аскалоне, Эдмунд. Думал, ты станешь мне доверять, хотя почему, собственно? Если говорить честно, я тебе никогда до конца не верил. Члены колдовского ковена умны, они умеют скрывать свои дела и мысли. При свете дня они одни, а после наступления ночи становятся совсем другими. Похоже, что в этом сильно я от них не отличаюсь. Я знаю много языков. Я надеваю на себя личину, я притворяюсь. Я могу легко стать своим среди подонков и могу поддерживать светскую болтовню в высшем обществе. Как бы то ни было, соглядатаи в Триполи сообщали, что убийц вербует какой-то таинственный франкский рыцарь — скорее всего, тамплиер. А я тогда уже знал о побеге Уокина. — Он окинул взглядом церковь. — Тени уходят, Эдмунд, нам надо быть настороже.
Де Пейн бросил взгляд на лежащий рядом арбалет, все еще заряженный. Парменио проследил за его взглядом.
— Эдмунд, я не убийца, не мастер покушений. Я отправился в Триполи, провел розыски ничего не добился. Графа Раймунда убили. Что же касается последовавшей за этим резни и массовых грабежей, я действительно пытался отгадать, что стояло за этим. Возможно, я не заметил очевидного. Графа для того и убили, чтобы посеять панику и хаос, и тогда грабежи и мародерство не показались чем-то необычным. — Генуэзец покачал головой. — Даже не знаю. Ну а потом я побежал в ту греческую церковь. Увидел тебя, тамплиера, гордо восседающего на коне, глядящего куда-то в даль. Как раз перед тем я вышел из дома, где молодой женщине перерезали горло, а ее младенцу размозжили голову о стену. Гнев захлестнул меня, не давая соображать здраво. Я полагал, что и ты участвовал в этой резне; потом выяснилось, что ты не такой. А ведь все эти бесчинства кто-то старательно спланировал! Что касается всего остального, — он развел руками, — Тремеле был вынужден доверять мне. Я предъявил ему свои полномочия — что ему оставалось? Он полагал, что к убийству графа приложил руку Уокин, а награбленные в Триполи богатства помогут ему возвратиться в Англию. У Великого магистра была одна надежда…
— Ты о рыцаре Храма, что укрывался, возможно, в Аскалоне?
— Именно. По этой причине, кроме всего прочего, Тремеле и настаивал так горячо на штурме города. Он не исключал того, что там может находиться Уокин, а быть может, и пропавший Беррингтон. Тремеле был согласен с тем, что ордену пора навести порядок в собственном доме. И если бы он не погиб в Аскалоне, то нам все равно пришлось бы отправиться в Англию, это вне всяких сомнений.
— Зачем? — Де Пейн заерзал на скамье, разминая затекшую ногу. — Зачем Уокину вообще возвращаться в Англию?
— Это его родная страна, здесь находятся люди из его ковена. А самое главное, он и такие, как он, считают короля Стефана своим врагом — ведь король виновен в смерти Мандевиля, их покровителя. Проще говоря, он решил вернуться домой и свести счеты с королем.
