Продолжим, а? – спросил он Мэриан.
– Я готова.
Ее немигающий мрачный взгляд тревожил Уэнтхейвена. Напоминал глаза одного из спаниелей, которого загрыз волк. Собака встречала смерть даже с каким-то удовлетворением, зная, что выполнила свой долг до конца. И, желая уничтожить это выражение, дать Мэриан шанс выжить, граф предпринял блестящую атаку, блестящую даже в его собственных глазах. Он заставил ее отступить через всю комнату к двери серией выпадов, таких быстрых, что, казалось, Мэриан посажена в сверкающую клетку. Он продержал бы ее у двери, возможно, дольше, но звон шпаг привел Хани в состояние паники – собака залилась громким лаем, и граф испугался, что она, придя в возбуждение, спрыгнет с неогражденной лестницы. Поэтому и позволил Мэриан парировать выпад довольно неуклюжим ударом. Ударом, однако, высекшим кровь.
– Кажется, я старею, – с отвращением заметил он, глядя на багровую струйку, медленно тянувшуюся от запястья вверх по руке и разбивавшуюся об пол на мелкие капли.
– Просто я хорошо сражаюсь, – поправила она.
– Какое самомнение!
– Зато чистая правда.
Гордость станет причиной ее падения. Уэнтхейвен со злорадством предвкушал неудачу дочери и, снова рванувшись вперед, довел Мэриан до того, что она не просто парировала удары, а должна была сражаться… хотя бы для того, чтобы выжить. Грудь Мэриан тяжело вздымалась. Пот заливал глаза, но губы кривила решительная усмешка. От нее требовалась крайняя сосредоточенность, чтобы сохранить шпагу и собственную жизнь. Граф не отрываясь наблюдал за дочерью, тесня ее ближе к постели, где сном невинных спал Лайонел, с удовольствием отмечая, что мальчик отвлекает внимание Мэриан. Она двигалась с возможно большей осторожностью и старалась не издавать ни одного звука, чтобы не разбудить малыша.
Уэнтхейвен понимал ее чувства. Нечто подобное он испытывал к Хани, и сердце его болело за собаку, раздиравшую деревянный пол в попытке добраться до хозяина. Но, к своему удивлению, он страдал и за Мэриан, ведущую почти проигранную битву за свою честь. Правда, возможно, если сейчас он нанесет дочери поражение, не стоит убивать ее? И одного унижения будет достаточно, чтобы склонить Мэриан на свою сторону, пока еще возбуждение дуэлью ноет в жилах и радость поединка подтачивает решимость?
Он выиграл в главном – Мэриан теперь боролась, чтобы выжить. Теперь остается лишь убедить ее перейти на сторону отца. И, конечно, она поддастся разумным доводам, заверял себя граф, Мэриан его дочь. Здравый смысл присущ ей, как и ему.
Тоном, которым так часто пользовался Уэнтхейвен, чтобы усмирить капризную суку, он сказал:
– Ты, я вижу, совсем не понимаешь своего положения. У меня есть доказательство брака, и с его помощью я легко свергну Генриха.
Он отогнал Мэриан к открытому окну, надеясь пробудить в ней рассудок. Но ветерок донес до графа лязг металла и скрип дерева – кто-то опускал подвесной мост. Что вытворяют эти идиоты-наемники?!
– Не так-то легко это сделать, – пропыхтела Мэриан.
– Слишком легко.
– Ты лжешь… себе. Слишком много времени провел в глуши. – Мэриан рассекла воздух около головы отца и споткнулась о серебряный мяч. Колокольчик внутри звякнул, и она с трудом восстановила равновесие. – Неужели до тебя не доходило… или твои шпионы доносили лишь то, что тебе хотелось слышать?
Уэнтхейвену не понравились слова дочери, и он снова рванулся вперед.
– Что ты имеешь в виду?
– В сельской местности воцарился мир. Горожане довольны и спокойны. Тебе не так просто будет собрать… войско. Многие дворяне разбогатели именно во времена правления Генриха. – Мэриан пыталась отразить новую жестокую атаку, но все же пришлось потратить драгоценный воздух, чтобы выдавить: – Проедешь Англию из конца в конец… и убедишься, что я права.
Она хитра. Хитрее, чем думал Уэнтхейвен. Неужели надеется подорвать в нем уверенность своей болтовней? Это ей, конечно, не удастся, но приходилось не спускать с Мэриан глаз, и эти болваны во дворе кричали что-то не вполне понятное. Спеша поскорее нанести последний удар, граф процедил:
– Я не стану обращать внимание на твою глупость. Отправишься со мной, чтобы было кому заботиться о мальчишке.
Ее улыбка – зеркальное отражение его собственной – блеснула ямочками.
– Если… я ни на что больше не гожусь… почему ты сражаешься?
– Да, почему? – потребовала ответа позабытая Сесили. Окончательно выведенный из себя, Уэнтхейвен рявкнул:
– Сесили! Немедленно убирайся! – И, краем глаза оглядев девушку, стоявшую на скамейке и с нездоровым блеском в глазах наблюдавшую за схваткой, повторил: – Вон! Немедленно вон!
– Но, Уэнтхейвен…
Господи, до чего же он ненавидел плаксивых баб!
– Вон! – заревел он, яростно взмахнув шпагой. – Катись к черту отсюда!
Сесили начала шумно всхлипывать, что привело собаку в полнейшую истерику. Шум под окном все усиливался и становился настолько беспорядочным, что Уэнтхейвен снова выругался.
Но Мэриан не воспользовалась рассеянностью отца. Она тоже казалась поглощенной происходящим снаружи. Прислонив шпагу к стене, Мэриан высунулась из окна.
– Они опустили мост, и во двор въезжает большой отряд вооруженных рыцарей.
– Эти безмозглые ослы!
Уэнтхейвен бросился к дочери и попытался оттеснить ее, но Мэриан не поддавалась.
– Клянусь Богом, Уэнтхейвен, один из всадников крошит твоих наемников в капусту. Он…
Она отступила. Рука взлетела к сердцу. Мэриан задыхалась, словно что-то застряло в горле, и Уэнтхейвен сильно хлопнул дочь по спине, прежде чем занять ее место.
Он мгновенно понял, что Мэриан одурачила его. Никакого отряда не было видно, зато мостик нерешительно колебался в воздухе, словно кто-то сражался за овладение опускным механизмом. Однако Мэриан не солгала насчет одинокого всадника. На нем были лишь кожаные доспехи, а в руках – щит без герба, однако он явно выглядел рыцарем, одним из лучших рыцарей Генриха. Меч так и сверкал, прорубая широкую дорогу в толпе наемников. Под его опытным водительством лошадь тоже превратилась в оружие – топтала солдат копытами, хватала зубами.
– Кто этот человек? – осведомился граф, ни к кому в особенности не обращаясь.
– Уэнтхейвен? – дрогнувшим голосом охнула Сесили.
– Я ведь велел тебе убираться, – бросил он. Еще один человек присоединился к одинокому всаднику, только он помчался к замку, прочь от битвы, и внимание Уэнтхейвена вновь привлек рыцарь. – Он кажется знакомым… – нахмурился граф.
– Уэнтхейвен, – снова окликнула Сесили. Круто развернувшись, Уэнтхейвен рявкнул:
– В замке враги, ты, глупая…
И застыл.
Его дочь – проклятая сука – клала пергамент на горящие угли.
– Нет! – завопил граф, метнувшись к ней. Глаза Мэриан расширились, но она упрямо продолжала вжимать драгоценный пергамент в огонь. Граф снова закричал и вцепился в волосы Мэриан, пока Сесили открывала дверь, пытаясь скрыться. В этот момент истосковавшаяся по хозяину Хани прыгнула на него и сбила на пол. Граф невольно ослабил хватку.
Мэриан свалилась на пол, но, тут же вскочив, сунула пергамент в самое пламя. Отбросив собаку, Уэнтхейвен сильным ударом отшвырнул Мэриан и потянулся к документу.
Слишком поздно.
Жадный огонь пожирал пергамент, маленькие красные язычки весело плясали. На пожелтевшем фоне на миг засияли слова, потом к потолку заструился дым, и все исчезло.
– Исчезло! Исчезло! Исчезло! Исчезло…
Он бы захватил Англию. Он бы владел страной. Знать склонилась бы перед ним. Крестьяне пресмыкались бы. Он стал бы богатым и могущественным. Таким могущественным!
Граф снова взглянул в огонь, разыскивая там то, что навеки пропало. Пропало без следа.
– Исчезло! Исчезло! Исчезло! Исчезло!
Уэнтхейвен стучал кулаком по ноге, повторяя единственное слово, как молитву.
Ничто не могло облегчить тяжесть на душе. Ничто, кроме уничтожения Мэриан. Уничтожения. Вида ее разбитого тела на камнях под лестницей.
Мэриан услышала плач. Лайонел. Он боится! Нужно скорее подойти к сыну!
Но перед глазами все плыло, а ноги не держали. Слишком велика боль в обожженной руке. И раскалывается голова. Но необходимо подняться с пола и бежать к Лайонелу, оттащить его в безопасное место. Только вот никак не пошевелиться. Нужно! Нужно поспешить, пока он не погнался за ними! Пока не добрался до нее…
– Мэриан.
Это Уэнтхейвен. Ее отец. Она подумала, что он хочет убить ее, но отец никогда не говорил с ней так ласково. Она уже слышала этот голос… но когда?
– Мэриан? – снова проворковал он. Такой добрый, такой мягкий. Где она слышала этот тон? – Пойдем, Мэриан.
Мэриан вяло оторвала голову от стены, взглянула в глаза отца и вспомнила. Он говорил так нежно, когда собирался убить больную или слабую собаку, неспособную производить на свет щенят.
– Встань, Мэриан.
Он держал у ее груди острие шпаги, готовый вонзить оружие прямо в сердце дочери, и поэтому она не могла больше противиться столь недвусмысленному приказу. Держась за стену, Мэриан с трудом поднялась, пока не оказалась лицом к лицу с графом. Стоя в дверях, Сесили молча наблюдала за ними, потрясенная зрелищем, смысла которого не в силах была понять. Хани с громким лаем кружила по полу. Лайонел сидел на постели и молчал, поскольку привык видеть мать с мечом в руках и не понимал, что той грозит гибель.
Нужно бы ободрить малыша, но Мэриан могла лишь безмолвно смотреть на отца. Смотреть в глаза собственной смерти.
– Уэнтхейвен. – В хриплом голосе, казалось, звучали слезы. – Во имя нашего сладчайшего
