утверждается нравственный закон. Кроме того, в писаниях этих отражены события далекого прошлого. Такое внимание к древней истории — характерная и на первый взгляд довольно странная черта христианского богослужения. Многие здесь не выдерживают и спрашивают, на что эти древности человеку двадцатого столетия. Можно ответить так: давние события входят в тот же самый живой процесс, что и нынешняя Церковь. Но этим еще не все сказано. Другая часть ответа — в том, что, как верят христиане, в событиях, описанных в Библии, действует сам Бог. Именно из Его действия в истории, а не из отвлеченных доводов мы узнаем, что есть Бог и как Он сейчас и всегда строит свои отношения с людьми. Во всяком случае, именно эти события породили Церковь, которая, как верят христиане, есть творение Бога. Если мы задаемся вопросом об исторических истоках христианства, свидетельство это представляет для нас немалый интерес.
Среди церковных служб есть одна особенная служба, которую можно увидеть в любой христианской общине. Ее называют Вечерей Господа, Божественной Литургией, Евхаристией или Мессой. При всем различии форм мы узнаем в ней черты сходства с воскресными собраниями христиан, которые так заинтересовали римлянина Плиния в 112 г. Как в те давние времена, так и сейчас центр подобных собраний — общая трапеза, ныне сведенная к самому простому — хлебу и вину. Вокруг этого центрального действа собраны основные элементы христианского культа, о которых мы кратко говорили выше В высший миг богослужения вы услышите такие слова:
Господь Иисус той ночью, когда был предан, взял хлеб и, произнеся благодарственную молитву, разломил его и сказал: 'Возьмите, ешьте, это Мое Тело, которое за вас отдается. Делайте так в память обо Мне'. И точно так же после ужина дал им чашу и сказал: 'Эта чаша — Новый Союз, скрепленный Моей кровью. Когда будете пить ее, делайте это в память обо Мне'.
Произнесение этих слов само собой подразумевает; вся служба включена в контекст того, что говорил, делал и претерпел Иисус во время Тайной Вечери, и понять ее можно лишь в такой связи. Сейчас мы не будем разъяснять тот глубинный смысл, который черпают христиане в Его словах. Для наших целей важно увидеть, что в эту центральную — и, следовательно, полнее всех других выражающую суть христианства — часть службы включено воспоминание. Церковь — любое собрание верующих, повсюду, в той или иной форме — вспоминает те слова и действия, которые в некую определенную ночь говорил и совершал ее Основатель. Вспоминает, как той ночью Он попал в руки врагов и как подвергся насильственной смерти (ибо что еще может означать преломленное тело и пролитая кровь?). Так память Церкви возвращает нас к тому самому историческому моменту, у которого мы остановились, отправившись в путешествие в глубь времен, — к моменту возникновения Церкви, когда ее Основатель 'пострадал при Понтии Пилате'. Все линии сходятся в определенной точке, которую мы можем предположительно датировать пятницей 7 апреля 30 г. по Р. X. Это не значит, что точная дата бесспорна или особенно важна; возможны и другие даты между 29 и 33 гг. по Р. X. Но очень важно, что Церковь вспоминает событие достоверное и конкретное, поддающееся датировке, как и всякий исторический факт.
Это воспоминание передается по никогда не прерывавшейся цепочке. На каждой службе присутствуют пожилые люди, которые пятьдесят, шестьдесят лет назад слышали те же слова из уст или в присутствии людей, Годившихся им в дедушки. Есть среди прихожан и люди молодые, которые, возможно, повторят эти слова при своих внуках. И так, без конца, тянется эта цепочка. За все девятнадцать веков не было ни одной недели, когда бы не совершалось это воспоминание, идущее от поколения к поколению.
Эту непрерывность церковной памяти можно проиллюстрировать примером. Около 200 г. по Р. X. во Франции умер епископ Лиона Ириней — один из самых выдающихся деятелей Христианской Церкви того времени. До нас дошло письмо Иринея к некоему Флорину. В юности они вместе учились, потом много лет не виделись. В письме Ириней вспоминает о тех днях, когда они оба жили в малоазиатском городе Смирне. Пишет, в частности, как они слушали епископа Смирнского Поликарпа, умершего около 155 г. по Р. X. в возрасте не менее восьмидесяти шести лет. Должно быть, он был уже стар и в те годы, когда ему внимали Ириней и Флорин. Ириней напоминает другу (что не имело бы никакого смысла, если бы тот не мог это припомнить), как Поликарп рассказывал им об 'Иоанне, ученике Господа', с которым был лично знаком за много лет до того. О каком Иоанне идет речь, сказать трудно. Однако ясно, что он был непосредственным учеником Иисуса. Следовательно, незадолго до 200 г. во Франции Ириней мог вспоминать человека, жившего лишь на одно поколение раньше, который близко знал Иисуса. Когда епископ Лионский преломлял хлеб со своим небольшим приходом в память о смерти Иисуса, он думал не о том, что прочел 'в напечатанной книжке' (где нашел Бога киплинговский Джон Никольсон), но о чем-то, что поведал его старый учитель, чей друг был современником событий и видел их собственными глазами. Вот она, память Церкви.
Общее воспоминание, передаваемое от рода к роду, становится преданием. То, что мы знаем о возникновении Церкви и ее Основателе, покоится главным образом на живом предании, которое уходит своими истоками в подлинные воспоминания тех, кто сам видел события и знал их Героя.
Передаваясь из уст в уста, предание может меняться или искажаться. Но, будучи однажды записанным, оно становится, по существу, застывшим. Его уже можно проверить, тщательно и критически анализируя документы, зафиксировавшие текст на самых ранних стадиях развития, какие только нам доступны. Новый Завет — это письменный кладезь непрерывного предания об Иисусе на разных ступенях его передачи в первом веке существования Церкви. Главные документы — четыре Евангелия, и к ним мы теперь обратимся. Пока же отметим, что эти письменные свидетельства (независимо от их исторической ценности в частностях) свидетельствуют о Личности, чья историческая роль осталась в памяти. Событие, к которому нас подвели все пути, изнутри и снаружи,— не далекий, забытый эпизод прошлого, восстановленный при раскопках древних захоронений или по найденной в пещере рукописи. Оно никогда не стиралось из памяти старейших, но уцелевших доныне сообществ западного мира.