однако, ряд возражений. Вспомним, что первыми христианами были евреи, а еврей того времени знал и верил, что ученик обязан точно запомнить и передать слова своего наставника. У нас нет никаких оснований считать учеников Иисуса менее ответственными или знающими, чем последователи других учителей. И все же: читаем ли мы сегодня те самые слова, которые сказал Иисус? Ответить на этот вопрос невозможно, да его и нельзя ставить в такой форме. Ведь Иисус говорил по-арамейски, до нас же Его речения дошли в греческом переводе. Переводили их, по всей вероятности, двуязычные христиане, которые очень старались донести сам смысл. Иногда мы видим, как одно и то же речение переведено по-разному. Кроме того, насколько можно судить, дословное повторение не считалось особенно важным, как в раввинских школах. Те, через кого передавалось предание, были практиками и стремились донести до слушателей самую суть учения. Возможно, они придавали речениям новую форму, помогающую применить их в существующей ситуации — а ситуация эта могла сильно отличаться от той, в которой были сказаны сами слова. Либо сопровождали слова объяснениями, которые, в свою очередь, становились частью предания. А может быть, споры с нехристианами, которых они хотели убедить, и даже споры внутри самой общины вынуждали разрабатывать одни стороны учения больше, чем другие. При этом, однако, они всегда стремились передать то, чему учил сам Иисус, причем так, чтобы их поняли слушатели или читатели.
Даже если учесть все искажающие факторы — случайности устного Пересказа, влияние перевода, попытки учителей 'осовременить' речения, наконец, чисто человеческие промахи, —факт остается фактом; первые три Евангелия содержат собрание речений, в целом столь согласованных и связанных, но вместе с тем столь различных по манере и стилю, что ни один благоразумный исследователь не станет сомневаться (с теми или иными оговорками относительно отдельных слов) — перед нами неповторимая мысль одного и того же Учителя.
Но мы, пожалуй, зашли чересчур далеко, решив, что три рассмотренных евангелия дают законченное представление об учении Иисуса во всей его полноте. Под иным углом зрения оно предстает в труде, который мы еще не упоминали,— в Евангелии от Иоанна. Его всегда считали самым поздним из четырех Евангелий, хотя, по- видимому, разница во времени не слишком велика и существенна. По всей вероятности, Евангелие от Иоанна создано примерно в 100 г. Скорее всего это — верхняя граница. В древности считалось, что написал его Иоанн Зеведеев, один из ближайших учеников Иисуса. Возможно, это и так; однако говорить о надежном установлении авторства затруднительно. Ясно одно: четвертое Евангелие гораздо ближе, чем другие, к оригинальному сочинению. Стиль его ярко индивидуален, причем очевидно, что это стиль евангелиста, а не самого Иисуса. Автор отбирал материал, применяясь к нуждам и интересам своей аудитории. То же можно сказать и о других евангелистах, но в данном случае аудиторией было образованное и многонациональное население большого греческого города — по всей вероятности, книга создана в Эфесе.
Излагая учение Иисуса, автор пользуется приемом, хорошо известным образованному греческому читателю. Это метод Платона, изложившего в форме бесед мысли своего учителя Сократа. Составленные Платоном в его неповторимом стиле, диалоги тем не менее воссоздали для последующих поколений убедительный образ его замечательного собеседника. 'Вставные сцены' четвертого Евангелия написаны с таким мастерством, что их можно уподобить греческому философскому диалогу. Но среди этих искусных литературных композиций нетрудно выделить знакомые по звучанию и рассеянные повсюду (или, скорее, вкрапленные сюда) речения Господа. В некоторых из них легко узнать речения, приводимые другими евангелистами, хотя порой они даны в иной языковой форме, свойственной автору. Иногда это другой перевод того же арамейского оригинала. Наряду с этим при внимательном изучении диалогов и рассуждений часто можно заметить, что автор лишь на свой лад толкует то, что неявно содержалось в речениях, знакомых нам по другим Евангелиям. Все это подкрепляет мысль о том, что материал он черпал из того же самого источника. Несомненно, хранилище предания содержит больше того, что вошло в написанные Евангелия. Некоторые речения Иисуса, зафиксированные только в четвертом Евангелии, подчеркивают такие стороны Иисусова учения, которое представлены скупо или вообще отсутствуют в трех других, и могут существенно дополнить общую картину. Пренебрегать ими было бы неразумно, хотя и использовать их в строгом историческом исследовании нужно с осторожностью.
До сих пор мы говорили о том, как воспроизведено в Евангелиях учение Иисуса. Не исключено, что оно преподносилось народу как собрание речений. Своды речений, правда более поздние, нам известны; и вполне вероятно, как мы уже видели, что евангелисты располагали чем-то в этом роде. Но, очевидно, это не отвечало запросам христианской общины, ибо четыре писания, которые отобраны и признаны каноническими, — это повествования, а слова Иисуса расставлены в нужных местах. Обратимся же к повествовательному компоненту Евангелий.
За естественную точку отсчета примем Евангелие от Марка, которое составляет основу повествований у Матфея и Луки. Датируется оно предположительно 65 — 70 гг. Именно тогда вымирало первое поколение христиан, но многие из тех кто помнил события, вероятно, еще жили. Сказать с уверенностью, был ли Марк одним из них, мы не можем, хотя это и не исключено. Во всяком случае, очень немногие места его книги дают основание предполагать в нем очевидца событий. Изучение его туда показывает, что Марк ближе к компиляции, чем другие авторы. Иными словами, он воспроизвел, по всей видимости, дошедший до него материал, почти не пытаясь дать собственное изложение, что отличает его и от Луки, который рассчитывает на литературное воздействие и пытается создать хоть какую-то хронологическую непрерывность, и от Матфея, который подает материал в явно учительском тоне. У Марка в рамках весьма широкой общей схемы события расположены свободно и даже вольно, а за его шероховатым, непринужденным слогом часто слышится живой голос, сказывающий историю. Здесь мы, вероятно, очень близки к 'очевидцам и служителям Слова', о которых говорит Лука. Под 'служителями Слова' евангелист разумеет миссионеров, распространявших веру в первые дни христианства. Называя свой труд 'Евангелием Иисуса Христа', а не какими-нибудь 'воспоминаниями об Иисусе', Марк ясно показывает, что видит себя продолжателем того самого дела, которое проповедники совершали через живую речь. Всюду в Новом Завете 'Евангелие' означает проповедь
