Она хотела видеть его полностью обнаженным. Он предоставлял ей свое тело в обмен на то, что она будет иметь с ним близость.
Но имело ли это теперь значение?
Опустившись на деревянный пол, он взялся за ботинок.
Она стала на колени рядом и отвела его руки.
– Я сама.
Мужские ботинки снять не так уж просто, и обычно у Блэкберна и его слуги это занимало какое-то время. Но Джейн была сильной. Когда она потянула ботинок, на ее руках обрисовались мускулы, крепкие и красивые. Его Джейн не была какой-нибудь ни на что не годной девчонкой. Она была взрослой женщиной, умелой и здоровой, и Рэнсом одинаково восхищался ее искусными прикосновениями и ее полным доверием.
Джейн один за другим сняла ботинки и отбросила их. Каждый ботинок со стуком прокатился по полу и замер.
Его слуга позеленел бы от зависти.
Блэкберн торжествовал.
Джейн не пыталась казаться застенчивой девочкой. В ней читалось не стесненное стыдом желание. Самолюбие Блэкберна выросло так же быстро, как и его вожделение.
Она потянула за край брюк, сняла их, потом развязала подвязки и стянула носки.
Теперь он, совершенно голый, без единого клочка одежды, сидел, согнув одно колено и выпрямив другое на деревянном полу чердака. Рядом с ним на коленях сидела женщина. Солнечный свет падал из окон. Все это должно было бы выглядеть странно.
Но с Джейн это было то, что надо.
Она дотронулась до пальцев его ног.
– Я никогда не лепила ступни, потому что считала их некрасивыми, но твои очень даже ничего.
Если бы перед ним был кто-то другой, Рэнсом решил бы, что его пытаются таким образом соблазнить.
Джейн была для этого слишком прямолинейна. В отличие от него.
– А твои? – это был предлог, чтобы она поскорее разделась, но потом Рэнсом понял, что ему действительно интересно.
Он хотел знать, какие у нее ступни. Может ли стать это желание наваждением?
– Мои ступни слишком большие для женщины.
– Ты вся слишком большая для женщины. – Он погладил ее по руке. Дотронулся до каждого сустава и заметил, что в складках кожи осталась глина. Глина была также у основания ногтей и под ними. Она окрашивала кожу в серый цвет и отшелушивалась маленькими хлопьями. От этого ее тело наверняка чесалось. Когда Джейн дотронулась до него, на ее руках была еще влажная глина, и теперь его кожа тоже чесалась. Но это неприятное ощущение стиралось от чудесного прикосновения к ее нежной бледной руке, скрывавшей в себе силу и мощь. – Я только хочу знать, не больно ли тебе от моих прикосновений?
– Нет, – сказала девушка, но ее взгляд упал на его половой орган.
– Джейн, я обещаю... – Что он может пообещать? Что не причинит ей боли? Скорее всего, причинит, но его желание выросло до таких размеров, что он уже не мог себе отказать.
Она, наверное, прочла его мысли.
– Я хочу это сделать. Возможно, я потом убегу на континент, моя репутация окончательно погибнет, я буду зарабатывать на жизнь своим искусством, но у меня останутся приятные воспоминания об Англии. – Ее рука ласкала его икру, массируя и ощупывая каждую мышцу. – И о тебе. – Она дотронулась до его колена, изучая кости и связки под кожей.
Так же легко ее ладонь скользнула вверх по внутренней стороне бедра.
Пытка. Или наслаждение. Он не мог понять. Перед его глазами поплыл красный туман.
Ее большой палец провел по мышце обратно к колену.
Туман чуть рассеялся, и он сказал:
– Ты училась этому.
Она ближе наклонилась к нему, и рука небрежно проделала обратный путь вверх.
– Искусству?
– Нет. Как свести меня с ума.
– Я лишь делаю то, что ты делал со мной. Его кольнуло разочарование:
– Значит, месть?
Она остановилась. Рука поднялась и застыла над нежной кожей между бедром и животом.
– А разве вчера была месть?
Он понял, что сказал глупость. Она, казалось, простила ему все – оскорбления, то, что он скомпрометировал ее перед обществом и бросил. Но он не мог забыть прошлое и предполагал, что и она тоже. Джейн никогда не давала ему повода сомневаться в ее отношении, и его недоверие обижало ее.
– Никогда. – Взяв ее запястье, он поднес его к губам и поцеловал. Глядя ей в глаза, он старался сделать
