приходила в трепет, как его разговор всегда восхищал ее.
Как она любила его.
Если она позволит этим воспоминаниям расцвести и уступит надежде и любви, она снова станет ранимой. Он снова высокомерно отвергнет ее, и она не знала, как сможет – и сможет ли – перенести этот удар.
– Никогда не понимаю, о чем говорит мсье Шассер, – призналась Адорна, искренне разочарованная собой. – Он такой строгий. Никогда не улыбнется. И учит говорить меня такие глупые вещи.
– Например? – Блэкберн взял у лакея приталенное пальто Джейн и помог ей надеть его.
Один из лакеев кинулся помогать Адорне одеть ее модно скроенный жакет.
– Сегодня я должна была выучить фразу «Une maison bleue de pres le pain le miche a beaucoup les habits rouges».
Блэкберн взял Джейн за руку.
Она высвободила ее, чтобы надеть перчатку.
Он перевел:
– У синего дома рядом с круглой буханкой хлеба много красных одежек.
Джейн пристально посмотрела на Рэнсома. Он однажды утверждал, что не говорит по-французски, а сейчас переводит, словно это его родной язык.
– Ты закончила? – спросил он её.
– С чем?
– С перчатками.
– Да.
Он снова взял ее руку и сказал Адорне:
– Это звучит очень странно. Все фразы, которым он учит тебя, такие необычные?
– Да! Если уж я должна учить французский, я хочу уметь сказать: «Мне нужно это шелковое платье» или «Вы такой большой и сильный мужчина». – Эти слова сопровождались отработанным кокетливым взмахом ресниц. Затем в глазах Адорны сверкнуло недоумение. – Что-нибудь полезное, а не эта чепуха.
Вспомнив неспособность своей племянницы к языкам, Джейн предположила:
– Может, ты просто неправильно запомнила данную им фразу? Адорна топнула своей маленькой ножкой.
– Нет, я запомнила! Кроме того, когда джентльмены спрашивают меня, что я изучаю, никто меня не исправляет.
Блэкберн до боли сжал руку Джейн.
– Джентльмены?
– Да. Они спрашивают, и я говорю им.
– Кто спрашивает? – настаивал Блэкберн.
– Все. Это у них так принято, спрашивать меня. – Адорна пожала плечиками, завязывая ленты чепца на подбородке. – Я не знаю, почему. Мне кажется, что так они чувствуют свое превосходство, потому что как бы плохо они сами ни знали французский, я знаю еще хуже.
– Этого не может быть! – возразила Джейн.
– Вы можете назвать другую причину? – спросила Адорна. Джейн не могла.
– Экипаж ждет вас, милорд, – объявил дворецкий.
Вент не был тем дворецким, который служил у Блэкберна одиннадцать лет назад. Казалось, никто из слуг, независимо от срока службы, не помнит первый визит Джейн в этот дом. К ней относились с большим уважением и неподдельным восхищением, и это разжигало надежду в ее сердце.
Жалкую неизбывную надежду.
Блэкберн поцеловал ее ладонь в перчатке, затем выпустил и предложил свою руку. Джейн без колебаний вложила в нее свою. Колебание означало бы, что она боится, а она не хотела, чтобы он догадался об этом.
Затем Блэкберн предложил руку Адорне. Та взяла ее, и маркиз вывел их на улицу и посадил в экипаж. Когда лошади тронулись в путь, он сказал:
– Адорна, я научу тебя новой фразе вместо той нелепости, которую задал тебе мсье Шассер. Ты хочешь этого?
– О, конечно, – Адорна наклонилась вперед. Блэкберн обернулся к Джейн:
– Ты не возражаешь?
– Отнюдь. Если это поможет ей выучить французский, я буду только рада. Я лишь жалею, что не подумала об этом раньше. С завтрашнего дня я попрошу мсье Шассера давать тебе те фразы, которые ты хочешь, – сказала Джейн. Блэкберн выглядел таким суровым. О чем он думает?
– Ты очень умная женщина, Джейн, – сказал маркиз, намекая на свои прежние выводы. – Не знаю, восхищает меня это или нет.
Нет, его это не может восхищать. Мужчины не любят умных женщин, и Джейн неприлично громко
