— Ты полон сострадания к людям, ты любишь детей, ты любишь жизнь, любишь меня — и все из-за опыта, приобретенного тобой в Тунисе. Мне горько слышать про муки, которые ты там перенес, про цепи, про истязания, но ты остался жив, и я не допущу, чтобы ты испортил жизнь нам обоим из-за глупой гордыни. — Раймонд слушал внимательно, и Джулиана объявила: — Я прикажу Леймону, чтобы он не выпускал тебя из замка.
— Да я раздавлю его, как клопа! — взревел Раймонд.
— Нет, не раздавишь, — насмешливо сказала она. — Ты человек справедливый и не станешь убивать того, кто всего лишь честно выполняет свой долг.
Раймонд открыл рот, но не нашелся, что сказать. Он сердито огляделся по сторонам, не зная, на ком сорвать злость.
По мосту как раз спускался коротышка, перемазанный грязью с головы до ног. Мастер Папиоль наконец решил присоединиться к собранию.
Оглядев стену, он скривился и пронзительным голосом воскликнул:
— Так вот она, та самая стена, которую мы должны освятить? Ни за что на свете! Это невозможно!
Он хотел убежать обратно в замок, но Раймонд схватил его за рукав:
— Что вы хотите этим сказать?
Папиоль посмотрел на рыцаря снизу вверх. Страх боролся в нем с возмущением, и возмущение победило. Низко поклонившись, он провозгласил:
— Вы великий лорд. Первый среди лордов, а я далеко не первый среди зодчих. Согласен, не спорю. Но вы не зодчий, и я не стану участвовать в этом балагане.
— Чем это вам не нравится моя стена? — угрожающе спросил Раймонд.
Папиоль честно сказал то, что думал:
— Камни сложены неправильно. Сразу видно, что каменщики не знают своего ремесла.
Он поскреб зазор между камнями, и оттуда посыпалась пыль.
— Разве это раствор? На холоде он не схватился. Да тут даже мастерком не пользовались!
— Чем-чем? — озадаченно поинтересовался Раймонд.
— Мастерком! — всплеснул руками Папиоль. — Кроме того, стену нужно делать с уклоном, это укрепляет ее и позволяет скатывать сверху вниз камни и метательные снаряды. Нет, я ни за что не стану освящать эту, с позволения сказать, стену.
— Ах, так? Ну, посмотрим.
Раймонд размахнулся и плеснул вином на стену. Брызги полетели во все стороны, и лицо француза покрылось рубиновыми каплями.
— Варвар! — возопил он. — Английский варвар! — И с размаху пнул стену ногой. — Вот тебе, вот!
— Осторожней! — предупредил Раймонд.
Но Папиоль уже вошел в раж. Он танцевал французский крестьянский танец, вовсю пиная стену ногами.
— Вот вашей стене, вот! Еще один удар, и она развалится на кусочки.
— Ах так? Так я покажу вам!
Раймонд закряхтел и поднял свой подарок.
— Не нужно, милорд, — перепугался Папиоль. — Ради Бога!
Раймонд свирепо оскалился и с размаху опустил камень с медведем на самую низкую часть стены.
— Вы подвергаете жизнь ее величества опасности! — взмолился Папиоль.
Вид у него был такой испуганный, что Джулиана взглянула на стену с опаской. Все придворные, все слуги затаили дыхание.
Но стена стояла крепко.
Раздались смешки, облегченные вздохи.
Раймонд стоял, уперев руки в бока, и самодовольно улыбался.
— Милорд, уверяю вас, эта стена скоро развалится, — сказал побледневший Папиоль. — Фундамент никуда не годится, раствор негодный, отвес неправильный…
От стены отвалился небольшой камень.
— Без хорошего фундамента… — продолжил было Папиоль, но замолчал, в ужасе глядя на стену.
Еще один камень упал, потом еще и еще. Джулиана попятилась.
— Раймонд, отойди оттуда! — крикнула королева.
— И не подумаю. Эта стена прочна и надежна.
Папиоль заверещал:
— Осторожно, милорд!
Он с разбега толкнул Раймонда, и оба покатились по склону.
В следующую секунду камень с медведем, а вслед за ним и остальные камни обрушились. Остаток стены немного покачался и стал разваливаться на глазах. Придворные отчаянно закричали.
Раймонд подхватил одной рукой Джулиану, другой Папиоля и со всех ног припустил вниз по склону. А камни стены, еще недавно высившейся столь незыблемо, падали один за другим. Рухнул верхний ряд, потом следующий, потом следующий, и так до самого основания. Королева и ее двор отбежали на безопасное расстояние.
Когда облако пыли осело, от стены осталась лишь груда обломков. Зрители молчали, потрясенные. Потом Файетт жалобно пропищала:
— Я же говорила, Яблочному Человечку это не понравится.
Раймонд же в растерянности смотрел на жалкие остатки его надежной, крепкой, прекрасной стены.
Столько труда, столько сил, столько затрат — и все попусту. А ведь он обещал сделать замок Джулианы неприступным.
Как же смотреть ей в глаза? Бежать от сарацинов, сражаться с врагами, осаждать крепости, сидеть на цепи — все это было сущей ерундой по сравнению с новым испытанием, которое ему теперь предстояло вынести.
Джулиана ошеломленно взирала на груду камней, оставшихся от стены. Она судорожно вздохнула, и Раймонд испугался, что все закончится рыданиями, Потом Джулиана пошевелила губами, всхлипнула — и разразилась хохотом. Обессилев от смеха, она села прямо в грязь, еще развзглянула на стену и, вытирая глаза, выдавила:
— Так говоришь, ты королевский зодчий? Мастер Раймонд?
Раймонд был уже не столько напуган, сколько обижен. Потом обида сменилась облегчением. Он опустился на колени рядом с Джулианой и спросил:
— Так ты в самом деле меня любишь?
Она вытерла слезы:
— Еще бы!
— И ты по-прежнему веришь, что я сумею тебя защитить?
— Верю.
— И дашь мне построить новую стену? Шириной в восемь футов?
— Хоть в десять, — сказала Джулиана и строго добавила. — Но не шире.
— Знаешь, я люблю тебя, — сказал Раймонд.
— Знаю.
Она снова взяла его за мочку уха, выдернула серьгу и взвесила ее на ладони.
— По-моему, нам больше ни к чему это напоминание о рабстве.
Раймонд последний раз дотронулся до серьги. Когда-то он поклялся, что будет носить ее до тех пор, пока не избавится от злых воспоминаний. Теперь воспоминания обратились в прах, как и хваленая стена.
— Да, она нам больше не понадобится.
И он зашвырнул серьгу в груду мусора. Джулиана нежно взяла его за ухо, освободившееся от тяжести, и притянула к себе.
Когда губы Джулианы коснулись его губ, он забыл обо всем на свете — и о грязи, и о стене, и о сарацинах, и о погибших родителях. На вкус Джулиана была как хлеб на устах голодающего. Ее руки обхватили его за плечи, вцепились так, словно никогда больше не расцепятся. Они сидели на земле, в грязи,