сказать: «Присоединяйся к нам, Эллери». Да, согласен, в торговле и прочих делах я не силен, но шпион из меня получился бы очень даже не плохой.
– Ты сам не понимаешь, о чем говоришь!
– Я говорю… на четырех языках, Гаррик, и если нужно, могу выучить еще несколько. А самое главное – все меня считают никчемным бездельником, пустышкой. Да ты и сам знаешь, о чем говорят у меня за спиной.
– Я не думал…
– Просто потому, что тоже считал меня дурачком. Но на самом деле я не такой глупый, как кажется. Например, в прошлом году я не менее шести раз засекал Стэнхоупа, когда тот отправлял письма. Со своим слугой, ну ты знаешь его, такой… никакой.
У Трокмортона отвисла челюсть.
– Ты… знаешь, что Стэнхоуп… отправлял… письма?
– Да перестань ты заикаться, Гаррик. Можно подумать, ты сам этого не знал.
– Только на этой неделе догадался.
Эллери поиграл бровями, подошел к шкафчику и налил виски в два бокала.
– Выпьем? – спросил он.
Трокмортон покорно принял протянутый бокал, а Эллери добил брата, небрежно заметив:
– Я полагал, что ты используешь Стэнхоупа в качестве двойного агента, а то давно бы сказал.
Трокмортон старался вспомнить слугу Стэнхоупа. Да, Эллери прав, он был… никакой. Среднего роста, среднего веса, темные волосы, водянистые голубые глаза. Обычный англичанин, таких здесь девять из десяти. И этот серенький мышонок прямо под носом Трокмортона передавал письма от Стэнхоупа к русским и от русских к Стэнхоупу!
Эллери схватил Трокмортона за плечо – тот покачнулся, расплескивая виски на свой драгоценный персидский ковер.
– Если бы я был в деле, мы бы давно уже поймали этого приятеля.
– Ты должен был прийти ко мне.
– Нет, это ты должен был прийти ко мне. – Для большей убедительности Эллери ткнул себя пальцем в грудь. – Еще не поздно, Гаррик, возьми меня сейчас. Я хочу работать у тебя шпионом.
Трокмортон посмотрел на Эллери. Светловолосый, изящный, неотразимо привлекательный. Но выдержит ли он, если его схватят и начнут пытать? А русские это умеют…
Нет, приносить подобные жертвы на алтарь отечества Трокмортон не в состоянии.
– Не могу, – ответил он. – На сегодня я вне игры.
– Тогда сведи меня с кем-нибудь, кто остался на поле, – предложил Эллери.
– Я хочу, чтобы ты был жив и здоров, – покачал головой Трокмортон. – И мама этого хочет. Все. Нет, и не проси.
Эллери отпрянул назад, словно слова брата больно ударили его. Потом улыбнулся, взял в руки бутылку и прижал ее к своей груди.
– В таком случае я сам найду дорогу в ад, – сказал он.
«Все катится к чертям», – подумала леди Филберта.
Она тяжело брела по садовой дорожке, скрипя по гравию своей тростью. Эллери запил. Патриция сама не своя от злости. Трокмортон соблазнил девушку, которую собирался прогнать из дома. А Селеста… С ней леди Филберта хотела поговорить сама. Кроме того, ей нужно узнать, почему Трокмортон сидит в своем кабинете, и заодно сообщить ему о том, что пропал слуга Стэнхоупа.
До леди Филберты дошли смутные слухи о том, что Селеста якобы отвергла предложение выйти замуж за Гаррика. Слышала она и о том, как рано утром лорд и леди Фезерстон застали их обоих в оранжерее – сияющую от счастья Селесту и унылого Гаррика. Узнав об этом, леди Филберта была готова забыть про свой радикулит и пуститься в пляс. Но она не стала звать музыкантов, а взяла вместо этого трость и пошла в дальний угол сада. Здесь она и нашла Милфордов – отца и дочь. Оба они стояли на коленях и пололи сорняки.
Бедная Селеста. Сначала она просто скользнула взглядом по леди Филберте, но когда узнала ее, то низко опустила голову и принялась полоть еще усерднее.
Леди Филберта не стала ругать Селесту и просто сказала:
– Какое полезное занятие. Когда я была моложе и у меня не было этого проклятого радикулита, я любила полоть сорняки на заднем дворе. Вы помните, как это было, Милфорд?
– Да, мадам. Конечно, помню, мадам, – ответил он, поспешно поднимаясь на ноги.
– Запах травы прочищает мозги и укрепляет тело. Ты согласна со мной, Селеста?
Милфорд легонько толкнул дочь ногой, и Селеста медленно поднялась, вытирая испачканные в грязи руки.
– Да, мадам.
– Милфорд, позволите мне ненадолго увести вашу дочь?
Он молча кивнул. Они так давно были знакомы с леди Филбертой, что той не составило труда прочитать то, что было написано в его взгляде: «Не причиняйте больше боли моей девочке».
