– Так он держит путь в поместье Фезерстоунбо? Это на него мы будем охотиться сегодня ночью?
– Трокмортон считает, что Пашенька направляется именно туда, а оттуда – к морю. – На дороге послышался цокот подков – начинали прибывать люди. Уильям и Дункан заговорили тише. – Скоро мы не только поймаем двух самых вероломных шпионов Англии, но и, если поведем себя правильно, разделаемся с графом Гаевым – есть мнения, что именно он руководит шпионской сетью и именно ему Фезерстоунбо посылают свои отчеты.
– Что ж. Это умно, – Дункан улыбнулся. – Но не разумнее ли будет снабдить их фальшивой информацией, и пусть Пашенька увозит ее из Англии?
– Черт побери, Дункан! – воскликнул Уильям. – Теперь я понимаю, почему держу тебя возле себя. Кто же захочет потерять такого умного капитана!
Третью ночь подряд под ясным ночным небом, полным звезд, отчетливо звучало громкое уханье совы, служившее условным сигналом. Люди Уильяма возвращались на поляну. Полковник Грегори ждал их, чтобы выслушать их отчеты.
Первым прибыл Дуайт Гревилль, мэр Хоксмута.
– На севере спокойно, сэр. До самого Джордж-Кросс, – он потянул ноздрями, словно принюхиваясь. – Но мне не нравится все это, сэр, сильно не нравится. У моей жены чешется левый глаз, а это – верный признак беды. Что-то такое витает в воздухе, сэр…
– Пока оно не опустится на землю, нам волноваться не о чем, – успокоил его Уильям. Гревилль постоянно пророчил опасность, боясь больше всего на свете, что в его правление будет нарушено мерное течение жизни Хоксмута. Уильяму приходилось целыми вечерами утешать его, доказывая, что все в результате обойдется.
Вслед за мэром прискакал Дункан на своем норовистом жеребце, который куда лучше умел бить копытами по воздуху и отходить задом с поля боя, чем просто спокойно перевозить своего хозяина с места на место.
– Довольно спокойная ночь, – объявил Дункан. – Никакого движения на юг.
Остальные кони беспокойно переступали с ноги на ногу рядом с воинственным Тристаном.
Даже Озборн, конь Уильяма, запрядал ушами и замотал головой.
Но на Озборна действовало не только присутствие Тристана, но также лунный свет, поднимающийся ветер, усыпанное звездами небо и шуршащая под ногами трава. К тому же животному наверняка передавалось беспокойство хозяина. Уильяму тоже не сиделось сегодня на месте. Впервые за много лет он чувствовал, как пульсирует его кровь, как отчаянно бьется сердце, ощущал в воздухе радостное возбуждение при мысли о предстоящей операции. Вернее, он не уставал повторять себе, что волнуется так именно потому, что цель его близка. Скоро к нему в руки попадут те, кто виновен в смерти его жены. Скоро, очень скоро он отомстит за Мэри.
Но была и другая причина его беспокойного поведения. С тех пор, как Уильям встретил Саманту, ему все время… хотелось чего-то. Чего-то иного, чего-то нового.
Неисправимый плут Дункан заметил эту перемену. И немедленно приписал ее появлению Саманты. Уильям же продолжал повторять себе, что страдает от обострения естественных мужских инстинктов, в удовлетворении которых он слишком долго себе отказывал. Но если все дело в этом, почему же он не думает с вожделением о Терезе? Она была весьма привлекательной женщиной его круга, настоящим образцом красоты и грации, она знала свое место, никогда не спорила с ним, не передразнивала, не допускала даже мысли, что Уильям может что-то сделать неправильно. Ведь именно такая женщина ему и нужна. А вовсе не дерзкая гувернантка, посмевшая отчитать его за то, что он уделяет воспитанию девочек мало внимания, и к тому же абсолютно равнодушная к красотам Кумберленда.
Однако именно из-за этой белокурой бестии он не может уснуть по ночам, кожей ощущая ее присутствие в доме.
Следующим приехал Зефания Эван. Спокойный и задумчивый молодой фермер контролировал дорогу, проходящую мимо его земли. Он имел особое чутье и всегда безошибочно угадывал, кого можно пропустить спокойно, а кого следует остановить. Потрепав по холке коня, Зефания сообщил:
– Дороги к востоку пусты, сэр, если не считать разбитого неподалеку цыганского лагеря.
– Цыгане? – встрепенулся Гревилль. – Всем известно, где цыгане – там беда.
– Только не эти цыгане, – возразил Эван. – Они проходят через эти земли каждый год по пути на ярмарку. И заняты только своими делами.
– Мы охотимся не за цыганами, – напомнил Уильям, – нас интересуют подозрительные иностранцы и англичане, а также женщины, которым нечего делать в этих местах.
– Шпионы держались бы подальше от этих мест, если бы мы схватили парочку и повесили в назидание остальным, – заявил Гревилль.
– Но мы вовсе не хотим, чтобы они держались отсюда подальше, – возразил Уильям. – Наша цель в том, чтобы заманить их в руки местных разбойников, и это лишь часть цены, которую им придется заплатить за то, что они ввязались в опасную игру.
– Так было раньше, но не теперь, не правда ли? – глаза Гревилля возбужденно сверкнули в лунном свете. – Теперь мы ловим их и держим под замком, потому что… – Гревилль осекся. Он не знал, почему полковник Грегори сменил тактику, а тот не собирался объяснять ему больше, чем необходимо.
– Да, это так, – лишь кивнул он. – Теперь мы хватаем их всех, чтобы обыскать их вещи, одежду, обувь – все тайные места, где можно спрятать письмо или записку.
Ушей Уильяма достиг отдаленный цокот копыт на большой дороге. Кто-то скакал во весь опор прямо к ним. Все четверо мужчин отступили в тень окружающих поляну деревьев.
Это был юный Мило, гнавший лошадь, чтобы сообщить, что на дороге, ведущей от Хоксмута на запад, он видел большую карету с крестом на дверцах.
– Что за крест? – Уильям приготовился скакать в том направлении.