Полицейский спросил:
— Никто не видел, как уходили родители?
Они ушли с утра, муж катил тележку, у жены был сверток в фартуке; позади — оба мальчугана, руки в карманах.
— А теперь поди-ка поймай их!
Прохожие громко возмущались, а затем шли своей дорогой.
Он сидит здесь с двенадцати часов! Несчастный малыш!
Мать посадила его на стул и сказала:
— Будь умником!
С тех пор он и ждет ее.
Он плакал и от голода, поэтому торговка фруктами дала ему кусок хлеба с вареньем.
Но хлеб давно съеден, и мальчик опять заплакал.
Он был до смерти напуган, бедняжка! Он боялся собак, шнырявших вокруг; боялся наступающей ночи; боялся чужих, заговаривавших с ним, и его сердечко колотилось, как у пойманной птички.
Толпа вокруг мальчика все росла. Полицейский, которому эта история уже наскучила, взял его за руку, чтобы отвести в — участок.
— Итак, никто его не берет?
— Одну минуту!
Все обернулась.
И увидели широкую, добродушную красную физиономию, расплывшуюся в улыбке до самых ушей, украшенных медными кольцами.
— Минутку! Если никто не хочет, я его заберу.
В толпе послышались восклицания:
— В добрый час!
— И хорошо делаете!
— Молодчина!
Папаша Луво, разгоряченный белым вином, успехом своей сделки и общим одобрением, скрестив руки, стал в середине круга.
— Ну что же? В чем дело? Дело-то простое.
Затем кучка любопытных, продолжая выражать одобрение, проводила его к полицейскому комиссару.
Там, как водится, его подвергли допросу:
— Ваше имя?
— Франсуа Луво, господин комиссар, женат, и удачно, позволю себе заметить, жена у меня — женщина с головой. И это мое счастье, господин комиссар, потому что сам я не очень умен, не очень-то умен, видите ли, хе-хе! Я не орел. «Франсуа — не орел», — говорит моя жена.
Никогда еще не был он так красноречив.
Язык его развязался, он чувствовал себя уверенно, как человек, только что заключивший удачную сделку и выпивший бутылочку белого вина.
— Ваша профессия?
— Судовщик, господин комиссар, хозяин «Прекрасной нивернезки»- великолепная баржа, отменный экипаж… Да, да, экипаж у меня отличный!.. Можете спросить у смотрителей шлюзов, начиная от Моста Марии до самого Кламсн… Вы ведь знаете Кламси, господин комиссар?
Все вокруг улыбались. Папаша Луво, запинаясь и глотая слова, продолжал:
— Красивое местечко Кламси, верно? Сверху донизу заросло лесом, чудесным лесом, строевым лесом, все столяры это знают… Как раз там я и покупаю свой лес. Хе-хе! Я известен своим лесом. Глаз у меня верный, вот что! Это не значит, что я больно умен. Я, конечно, не орел, как говорит моя жена, а все-таки глаз у меня верный… Вот, глядите, я выбираю дерево толщиной примерно с вас, с вашего позволения, господин комиссар, обвиваю его веревкой, вот так…
И, обхватив полицейского руками, он окрутил его веревкой, которую вытащил из кармана.
Полицейский отбивался:
— Оставьте меня в покое!
— Ничего… ничего… Это я только показал вам, господин комиссар… Я окручиваю его вот этак, а потом, когда я его измерю, я умножаю… умножаю… Не помню только, на сколько я умножаю… Вот моя жена умеет считать. Моя жена — женщина с головой.
Зрители от души смеялись, и даже сам господин комиссар, сидя за столом, соблаговолил улыбнуться.
Когда веселье несколько улеглось, комиссар спросил:
— Кого вы думаете сделать из этого ребенка?
— Уж, конечно, не рантье. У нас в роду не было рантье. Судовщиком будет, честным судовщиком, как все, так и он.
— У вас есть дети?
— Ну еще бы! Одна ходит, один сосет грудь, а одного ждем. Неплохо для человека, про которого не скажешь, что он орел, верно? Вместе с этим малышом будет четверо. Так что ж! Где кормятся трое, найдется и для четвертого. Немножко сожмемся. Потуже затянем пояс и постараемся подороже продавать лес.
И серьги качались, сотрясаясь от его громкого смеха, в то время как он самодовольно поглядывал на присутствующих.
Перед ним положили толстую книгу.
Он был неграмотен и внизу страницы поставил крест.
Затем комиссар передал ему найденыша.
— Забирайте малыша, Франсуа Луво, и воспитывайте его хорошенько. Если я о нем что-нибудь узнаю, поставлю вас в известность. Но вполне возможно, что родители не потребуют его обратно. Что же касается вас, то, по-моему, вы славный малый, я вам доверяю. Всегда слушайтесь вашей жены. До свидания. Только не злоупотребляйте белым вином.
Темная ночь, холодный туман, толпа равнодушных людей, спешащих домой, — этого оказалось достаточно, чтобы отрезвить беднягу.
Очутившись на улице, с гербовой бумагой в кармане и со своим приемышем, которого он вел за руку, судовщик почувствовал вдруг, что весь его энтузиазм пропал: он понял всю значительность своего поступка.
Неужели он всю жизнь останется таким?
Кто — же он, простак — или хвастун?
Неужели не мог он идти своей дорогой, как другие, не вмешиваясь в то, что его совсем не касалось?
Он заранее представлял себе гнев мамаши Луво.
Какая встреча ждет его, люди добрые, какой прием!
Ужасно, когда у бедняка с мягким сердцем жена с головой.
Он не осмелится вернуться к себе.
Но он также не решится вернуться к комиссару.
Что делать? Что делать?
Они брели в тумане.
Луво жестикулировал, бормотал что-то про себя, готовился к речи.
Виктор с трудом тащился по грязи.
Его приходилось тянуть почти волоком.
Он выбился из сил.
Тогда папаша Луво остановился, взял его на руки и укутал в свою куртку.
Обвившиеся вокруг его шеи ручонки придали ему храбрости.
Он снова зашагал.
Ну ладно, куда ни шло! Надо выдержать шторм.
