регион, на который указывал С. Ляшевский как на легендарное Семиречье «Велесовой книги».
Итальянские археологи, производившие в 60—70х годах XX века раскопки в долине Свата (Пакистан), пришли к выводу, что в конце II тысячелетия до н. э. происходили мощные передвижки евразийских пастухов. Из Центральной Азии в Европу и в Северный Индостан пришли в то время воинственные кочевники-индоевропейцы (II, 50; 31). Вполне возможно, что именно в этой волне переселенцев находились и знаменитые киммерийцы Северного Причерноморья, и «люди моря» Средиземноморья. Появление и тех, и других в указанных регионах относится именно к концу II тысячелетия до н. э.
Одним словом, даже если принять, что «Велесова книга» говорит об Азии как прародине русов, то ничего противоречащего историческим данным в этом нет. Азия действительно могла явиться прародиной индоевропейцев; по крайней мере, «вторичной». Археологический материал блестяще подтверждает изложенные в текстах дощечек факты.
Другой вопрос: правомерно ли отождествление индоевропейцев и славян? И вопрос этот, звучащий из уст критиков «Велесовой книги», как говорится, «не в бровь, а в глаз». Но позволим себе задать встречный вопрос: а как могли называть себя индоевропейцы в период своей общности? Наличие такой языковой и этнической общности наука на современном этапе признаёт, определяя её хронологические рамки V–IV тысячелетиями до н. э. (II, 45; 12). Вряд ли представители этой общности называли себя «индоевропейцами», «праиндоевропейцами», «протоиндоевропейцами» и тому подобными научными терминами. Да, существовали родовые и племенные наименования, которые впоследствии, с распадом общности, стали превалировать, превратившись постепенно в имена отдельных народов. Но первоначально, когда индоевропейцы были относительно едины, не расселившись на огромных территориях, когда они осознавали свою общность, должно было быть у них единое имя, отличавшее их от других племён. И таковым именем могло быть имя «русы» — светлые, белые, свои. Мог употребляться этноним «арии», указывающий на прародителя русов — Яра-Ория. Но ведь именно о русах, русичах, ариях рассказывает «Велесова книга». Наименование «славяне» употребляется в ней достаточно редко. И это, пожалуй, подтверждает высказываемую некоторыми учёными мысль (Ю. Д. Петухов, А. В. Гудзь-Марков), что этноним «славяне» сравнительно молодой, моложе ряда других наименований этого племени. «Словене» (а именно так, по мнению учёных, звучало первоначально имя «славяне»; именно в такой форме его ещё на рубеже I–II тысячелетий н. э. хранили славяне Новгородчины; в несколько изменённой форме по сей день его сохранил один из балканских славянских народов — словенцы, в ещё более изменённой форме — соседи чехов — словаки) означало — «владеющие словом, понимающие его», т. е., другими словами, «говорящие на понятном языке». Это наименование вполне могло закрепиться за той частью русов, которые максимально сохранили обычаи и язык своих предков, так сказать, за «основным стволом древа» русов, тогда как «боковые ветви и побеги» постепенно утрачивали и язык, и обычаи, утратили, наконец, и само имя «русы». Предвидим множество возражений по этому поводу. Но основываться данные возражения будут на гипотезах, а не на доказанных теоремах и бесспорных аксиомах. И наша гипотеза, а точнее всего лишь изложенная нами, ибо принадлежит она Ю. Д. Петухову, имеет полное право на существование.
Могут последовать возражения, основанные на том, что вряд ли славяне в IX веке н. э. могли так хорошо помнить события IV–II тысячелетий до н. э. Это опять тот же вопрос глубины исторической памяти народа, который поднимался несколько выше. События какой давности, пусть даже в мифологизированной форме, может удержать народная память? Мы отмечали, что ответов на этот вопрос нет. Но для того, чтобы иметь хоть какой-то ориентир, напомним, что древнегреческие мифо-эпические произведения дошли до нас из культуры поздней, дорийской, которая «научилась писать» примерно в VIII веке до н. э. (II, 18; 193). И записывала она не только и не столько собственные, дорийские мифы, сколько мифы предыдущего этнического поколения — ахейского. Вполне можно предполагать, что ахейские этногенетические мифы, «помнящие» их приход на Балканы, — об Эллине, о Данае, о Кадме и ряд других — связаны с началом крито-микенской культуры (II, 18; 193). Археологические исследования показывают, что эта культура на Балканах возникла около 3000 года до н. э., просуществовав до 1100 года до н. э. (II, 18; 193). Получается, народная память способна хранить события более чем двухтысячелетней давности.
Так что помнить о событиях по крайней мере II тысячелетия до н. э., о каких-то переселениях под водительством мифически-обобщённых прародителей (Орий, его сыновья — Кий, Щек, Хорив) славяне в IX веке н. э. вполне могли, даже будучи народом бесписьменным. Но в том-то и дело, что в IX веке н. э. письменность у славян уже была. И, как мы пытались показать в предыдущих главах, возникла она задолго до этого века, в глубокой древности. Тэртерийские таблички и их возможный перевод на русский язык позволяют говорить даже о V тысячелетии до н. э. Поэтому память русов-славян подкреплялась записями, благодаря которым и события IV тысячелетия до н. э. в конце I тысячелетия н. э. были отчасти известны.
Но вернёмся к излагаемым в «Велесовой книге» событиям, привязка которых данным памятником к славянской истории вызывает скептическое отношение к нему со стороны ряда учёных. Речь сейчас пойдёт об участии русов в делах Передней Азии и об отождествлении их с киммерийцами и/или скифами. Вот типичная реакция критиков «Книги Велеса» на подобные её повествования: «Правда, странствия русов по Ирану и Месопотамии напоминают расселения древних иранцев… В VIII веке до н. э. иранцы-мидяне вместе с пришедшими с севера киммерийцами и скифами уже активно вмешивались в дела ближневосточных монархий, сокрушив, в частности, Ассирию… Но славяне-то в эти времена возделывали землю на Висле и Днепре, в лесах и лесостепи!» (II, 28; 248). Слова эти принадлежат Д. М. Дудко. И, пожалуй, мы несколько ошиблись, говоря, что они типичны для критиков. Нет, Д. М. Дудко принадлежит к той их части, которая рискует говорить о существовании славян аж в начале I тысячелетия до н. э. В остальном он действительно типичен. Та же привязка к Висле и Днепру, те же утверждения об изначальном земледельческом характере хозяйства славянских племён. В науке существует глубокое убеждение в том, что и скифы, и киммерийцы были иранцами. Однако если посмотреть объективно, то стопроцентной эта уверенность быть никак не может. Вот, например, что можно прочесть о киммерийцах в 3 м томе «Всемирной истории» (24 тома, Минск, 1996 год издания):
