крейсер казалось силой взрыва был вдавлен в воду примерно на фут. Одномоментно к «перистым облакам» (в отличие остальных японских кораблей линии которые носили названия гор или провинций на территории Японии, «Якумо» означает именно перистые облака, хотя такие поэтические имена обычно давались эсминцам) перенеслось тридцать пять членов команды. От сотрясения на несколько минут заклинило рулевую машину, и «Якумо» медленно стал вываливаться из строя вправо, невольно уходя от основного места сражения.
Громогласное «ура» прокатилось сначала по палубам русских крейсеров, а потом подобно цунами затопило и их трюмы, куда весть о взрыве японского крейсера попала через переговорные трубы. На наиболее пострадавшем от огня японцев «Рюрике» радостно орали все, кто еще мог хоть что-то произнести вслух. Вообще старейший, из принимавших сейчас участие в бою, крейсер выглядел страшно. Даже не смотря на все усилия по установке дополнительных противоосколочных переборок на батарейной палубе, большинство орудий правого, стрелявшего борта было приведено в негодность. Из шести восьмидюймовок, в начале боя устроивших «Якумо» дождь металла и пироксилина, могли вести огонь только кормовая на верхней палубе и носовая казематная. Еще был шанс до конца боя починить носовую, сейчас комендоры под градом осколком пытались зубилом выбить заклинивший накатник осколок. В пробоины медленно но верно поступала вода, и «Рюрик» уже завалился на правый борт на два градуса. На батарейной и верхней палубе вповалку лежали тела убитых, а лазарет и перевязочная в бане были переполнены ранеными. Лежащие в бане слышали, как за переборкой шуршит высыпающийся через пробоины за борт уголь. Именно этот высыпавшийся уголь и стал причиной очередной маленькой трагедии, которыми полон любой бой. Если бы угольная яма была полной, то попавший в борт с «Такасаго» бронебойный восьмидюймовый снаряд (после боя в Чемульпо в боекомплекты крейсеров со складов вернули старые бронебойные снаряды британского образца, к счастью для русских их было очень мало) взорвался бы в завалах угля. Но увы, пробив борт, он беспрепятственно дошел до скоса бронепалубы и взорвался частично пробив его. Из находившихся в перевязочной погибло более половины, включая доктора. Оставшиеся в живых перевязывали друг друга как могли, и чем приходилось. Впоследствии, именно этот случай лег в основу обязательного обучения всех солдат и матросов русской армии и флота основам оказания первой помощи.
Спустя несколько минут после возвращения «Якумо» в строй, что было встречено громовым «Банзай» на всех японский кораблях, «Рюрик» получил снаряд, чуть было не решивший его судьбу. Казалось что противостояние этих двух кораблей вышло за рамки обычной перестрелки крейсеров воюющих сторон, и перешло уже в область чего то личного. Не успев даже занять свое место в строю, «Якумо» всадил шестидюймовый снаряд в рубку «Рюрика». От полного уничтожения командование корабля спасла только зауженная амбразура и снятый «грибок» козырек, который исправно отражал осколки в рубки русских кораблей всю войну. Но даже улучшенная конструкция рубки не смогла спасти всех. Убиты били рулевой квартирмейстер Приходько и один из сигнальщиков, старший штурманский офицер Солуха получил осколок в живот, и был, несмотря на отчаянные попытки остаться в рубке, отправлен в лазарет. Мичман Иванов с пробитой в трех местах рукой остался в рубке. Командир крейсера Трусов был ранен двумя осколками в лицо. Один распорол ему правую щеку, а второй, раскрошив предварительно бинокль, выбил капитану первого ранга передние зубы. Оставшись после перевязки в рубке, Трусов теперь изъяснялся настолько невнятно, что ему приходилось свои приказы дублировать жестами. Едва на «Рюрике» справились с поражением рубки, как с того же «Якумо» прилетел роковой снаряд. Даже лишившись кормовой башни, и потеряв от огня «Рюрика» три из шести шестидюймовок левого борта, японский крейсер все же смог отправить в нокдаун своего оппонента. Восьмидюймовый снаряд из носовой башни, которая тоже перешла на стрельбу бронебойными, проник в румпельное отделение «Рюрика». Там он взорвался не только размолотив рулевую машину, но и погнув тяги привода пера руля, и заклинив руль в положении 30 градусов право на борт. «Рюрик» резко рыскнул вправо, вывалившись из линии в сторону противника.
В рубке «Варяга» Руднев, не отрывавший взгляда от «Идзумо», как раз воскликнул «Есть», по поводу очередного взрыва в носовой оконечности японского флагмана, который уже сбавил ход до 16 узлов. Его радостный возглас почти совпал с выкриком-всхлипом Вандокурова — «Рюрик!!!». Сигнальный квартирмейстер с левого крыла мостика наблюдал за следующими за «Варягом» русскими кораблями. Мгновенно высыпавшие на мостик из рубки офицеры успели заметить, как «Рюрик» вываливается из строя и закладывает явно неуправляемую циркуляцию в сторону противника. Фраза Руднева, — «опять старику не повезло, наверное и у кораблей есть карма»,[101] осталась без внимания товарищей офицеров. С «Варяга» было хорошо видно, как «Рюрик», пытаясь управляться машинами, медленно возвращается на первоначальный курс. Увы — с заклиненным в положении «право на борт» румпелем, «Рюрик» не мог следовать прямо со скоростью более шести узлов. Видя бедственное положение русского корабля, к нему, как стая гиен к раненому льву, устремились японские бронепалубные крейсера. Они, в количестве шести штук, до сих пор держались поодаль. Камимура хотел было приказать командующему ими Того-младшему, поднявшему флаг на «Наниве», атаковать хвост русской колонны. Но к тому моменту «Идзумо» уже не мог нормально отдавать приказы — поднять сигнал на фок мачте было невозможно, а растянутые на ограждении мостика флаги были не видны с расстояния шести миль (впрочем провисели они там весьма недолго, и были сметены очередным снарядом с «Богатыря»). Именно там, позади японской боевой линии с небольшим отставанием и болтались японские бронепалубники, дисциплинированно выполняя ранее отданный Камимурой же приказ. Они ждали момента, когда смогут заняться добиванием вышедших из строя русских крейсеров. И наконец-то дождались — выпавший из строя «Рюрик», который сейчас, неуклюже виляя (в румпельном отделении ныряющие к перебитым тягам матросы отчаянно пытались поставить перо руля прямо, отчего крейсер рыскал то вправо, то влево), пытался следовать за эскадрой, показался Того идеальной добычей. Опережая медлительно флагмана к нему ринулись более современные и быстроходные «Такасаго» с «Иосино». Эти более новые корабли обычно сопровождали отряд броненосцев Того, и их командиры посматривали на своих коллег из Четвертого боевого отряда немного свысока. Вот и сейчас их командиры пользуясь преимуществом в скорости хотели утереть нос более медлительным коллегам и первыми нанести удар по «охромевшему» русскому.
Повернувшись к командиру корабля Руднев приказал:
— Поднять сигнал «Богатырю» — к повороту. «Рюрика» надо выручать, ворочайте влево на 16 румбов, и за нашей линией полным ходом идем давить бронепалубников.
Подобно двум ангелам мести русские шеститысячники лихо развернулись «через левое плечо» и, дружно дымя и с каждой секундой увеличивая ход, понеслись на контр-курсах навстречу своему броненосному отряду. На траверсе «России» они уже летели со скоростью около 22 узлов. Все матросы и офицеры на броненосных крейсерах, которые могли их видеть, откровенно любовались проносившимися в миле большими и красивыми кораблями. Белоснежный бурун у носа, пышный султан черного дыма из высоких труб вселяли уверенность, что вышедший из строя «Рюрик» не будет брошен, и помощь, как в сказке, придет вовремя. Над палубами русских крейсеров вновь понеслось примолкшее было при виде раненого «Рюрика» «ура».
Заметив резко изменившие курс «Варяга» и «Богатыря», Небогатов заволновался и начал внимательно изучать горизонт впереди по курсу. Однако командир крейсера Андреев поняв тревогу адмирала доложил, что «Рюрик» вывалился из строя и начал отставать, и Руднев, вероятно, пошел ему на помощь. Разобрав сигнал с «Варяга» о продолжении боя адмирал успокоился.
На носу «Рюрика» под руководством мичмана Платова, после десяти минут махания кувалдой под стальным осколочным дождиком, стоящего жизни одному из матросов расчета, удалось наконец ввести в строй восьмидюймовое орудие выковыряв заклинивший накатник осколок. Не получая из рубки никаких данных о дистанции до противника (там были заняты подбором оборота машин, обеспечивавшим крейсеру максимальную скорость на прямой), Платов вспомнил выражение кого-то из адмиралов старых времен — «стреляйте, стреляйте до последнего снаряда, и может именно последний снаряд принесет вам победу». Пользуясь тем, что «Рюрик» отстал от японской линии, и корабли противника почти створились, Платов повел огонь целясь по носовой оконечности «Якумо» на максимальном угле возвышения орудия. Не имея возможности определить дистанцию до цели, Платов наделся, что в случае перелета у снаряда будет шанс попасть по какому-либо из следующих перед «Якумо» крейсеру. До переноса огня на приближающиеся бронепалубные крейсера противника носовое орудие успело выпустить семнадцать снарядов. Так же по уходящим японским броненосным крейсерам били из левого носового казематного орудия, открывшего огонь впервые с начала боя. Невероятно, но факт — именно в этот период боя «Токива» получил попадание в
