офицеров, он проорал в амбрюшот трубы, идущей в машинное отделение:
— Итиро! Итиро, демоны тебя побери, доклад о повреждениях срочно!!!
— Старший механик убежал в румпельное отделение, уточнить объем повреждений, господин капитан первого ранга! — раздался голос младшего механика. — Но что у нас погнуло вал левой машины, это я вам и сам могу сказать.
Через пару минут отозвался и старший механик, и его порция новостей была еще хуже. Русский бронебойный 10-дюймовый снаряд вполне оправдал свое название. Попав точно в корму «Адзумы», он пробил 90-миллиметровый броневой траверс, непонятно как продрался и сквозь скос бронепалубы, затем прошел навылет сквозь румпельное отделение и взорвался в только что опустевшем погребе боезапаса кормовой башни. Проходивший под полом погреба вал левой машины крейсера испытал на себе всю ярость взрыва снаряда, детонировавшего прямо над ним, и теперь все десять тысяч тонн крейсера вибрировали в унисон с вращением левого винта. Хуже всего приходилось тем, кто был в машинном отделении: их зубы клацали при каждом обороте винта. То есть около сотни раз в минуту. Кроме этого, сквозь 10-дюймовые дырки медленно, но верно затапливалось румпельное отделение, так что руль пришлось поставить прямо, а рулевую машину выключить. Теперь «Адзума» могла дать не более 16 узлов на прямой из-за боязни разрушения сальников биением вала. Ее маневренность, с учетом поставленного прямо пера руля и необходимости осуществлять любой поворот, исключительно изменяя обороты правой и левой машин, тоже оставляла желать лучшего.
К удивлению Фудзии, дальше русские повели себя весьма странно. «Аврора», уже почти обогнавшая «Ослябю», которой сам бог велел идти на добивание покалеченного японца, вдруг смирно и миролюбиво приняла в кильватер своего флагмана. Зато концевой транспорт, в котором сигнальщик опознал «Лену», продолжал преследовать «Адзуму» еще час. Нагло пристроившись к левой раковине, русский недокрейсер с 40 кабельтовых начал пристрелку из своих 120-миллиметровых орудий. Он даже успел добиться двух попаданий и сблизиться до 30 кабельтовых, когда Фудзии это надоело. «Адзума», рыская на курсе, слегка повернулась к преследователю левым бортом и открыла ответный огонь из казематных 6-дюймовок. Окончательно «Лена» отвернула только после того, как ей положили под нос пару чемоданов из носовой башни. Против такого аргумента не мог возражать даже отчаюга Рейн — не поддержанной «Авророй» «Лене» могло хватить и одного попадания.
Для возвращения в Хакодате «Адзуме» уже пришлось было начать жечь в топках котлов палубный настил. Но уже после заката ей встретился японский пароход, который и поделился с ней углем. Дальнейший путь воодушевленного бегством противника отряда Вирениуса до Владивостока проходил без приключений и встреч с противником. «Лена», вообще-то встретившая отряд для снабжения его углем и проводки по хорошо известным ее штурманам фарватерам и минным полям, выполнила свою работу безукоризненно.
Старший офицер ЭБР «Ослябя», капитан 2-го ранга Д. Б. Похвистнев:
«Хотя вероятность появления японских миноносцев в этих глухих местах (у Курильских островов) была небольшой, все же решили не рисковать и при подходе к Курилам зарядили, помимо 75-миллиметровых, по приказанию адмирала Вирениуса 10- и 6-дюймовые орудия сегментными снарядами, у орудий посменно неслась вахта. Андрей Андреевич (Вирениус) с подходом к Курилам начал вообще заметно нервничать, еще за несколько часов была установлена связь по аппарату беспроволочного телеграфа со вспомогательным крейсером „Лена“, который должен был снабдить нас углем и провести во Владивосток, но внезапно связь прервалась, мы уже начали думать на японцев, и, когда показался дым со стороны Итурупа, он уже был готов дать команду отвернуть на восток, но головной „Алмаз“ вовремя доложил, что видит трехтрубный гражданский пароход, который при дальнейшем рассмотрении оказался „Леной“. Оказывается, у „Лены“ поломался радиотелеграф и ее командир решил ждать нас в точке рандеву у о. Итуруп, а если в тумане разминемся, то догнать нас в Корсакове. Но, к счастью, все обошлось благополучно.
Легли в дрейф и начали принимать уголь с „Лены“, командиры судов отряда, а также Рейн были собраны у нас на „Ослябе“. Очень рады мы были новостям с Родины и российским газетам, которых мы не видели уже полгода, привезенным „Леной“. Оказалось, что владивостокские крейсера устроили в это же время демонстрацию у Сангарского пролива с целью отвлечь японские силы от нашего измотанного многомесячным переходом отряда.
Во время погрузки угля починили радиотелеграф на „Лене“, машинные команды в это же время готовили изрядно износившиеся машины и котлы к последнему броску до Владивостока».
Младший судовой механик ЭБР «Ослябя», поручик А. А. Быков:
«К сожалению, состояние наших механизмов нельзя было назвать удовлетворительным. Машинам требовалась переборка и регулировка, постоянно текли все новые и новые трубки в холодильниках, и эти трубки приходилось глушить, на борту не было приборов определения солености котельной воды, и соленость приходилось определять на вкус, но нет худа без добра, за время похода кочегары обучились, и такого безобразия, как в Средиземном море (образование накипи и выход из строя котлов), благодаря постоянному контролю больше не повторялось. Сделали все, что смогли в таких условиях, и была надежда, что „Ослябя“ даст 16, а то и 16,5 узла, но недолго. Вызывала также опасения негерметичность второго дна в кочегарках из-за некачественного ремонта в Специи, что могло дорого нам стоить при пробоине в днище.
При проходе проливов было приказано держать пары на полный ход, но сам ход при этом был только 12 узлов. Наш старший механик возражал, так как при малой циркуляции воды в котлах идет интенсивное накипеобразование, но к его мнению не прислушались…»
Старший офицер ЭБР «Ослябя», капитан 2-го ранга Д. Б. Похвистнев:
«Нам повезло: дувший свежий ветер разогнал туман, обычно имевший место быть в проливе Фриза между островами Уруп и Итуруп Курильской гряды в это время, и наш отряд, не сбавляя 12-узлового хода, благополучно прошел опасное место и продвигался к проливу Лаперуза.
На рассвете 19 июля 1904 года вошли в пролив Лаперуза ближе к Сахалину, дабы не быть замеченными с японского наблюдательного поста на мысе Соя. Шли кильватерной колонной: „Алмаз“ в 20 кабельтовых впереди, „Ослябя“, „Аврора“, „Смоленск“, и замыкал строй „Лена“ для охраны безоружного „Смоленска“ от возможных атак миноносцев. Ход отряда 12 узлов, но пар в котлах держали на полный, благодаря взятому с „Лены“ углю мы уже могли позволить такую расточительность, и не было необходимости заходить в Корсаков. Ветер почти стих, туман был полосами, временами накрапывал дождик. Видимость менялась от 30 до 100 кабельтовых».
Вахтенный журнал ЭБР «Ослябя»:
«19 июня 1904 г., пролив Лаперуза
11 ч 45 мин. Сигнал с „Авроры“: „Имею поломку машин, ограничен в ходе и маневрировании“.
11 ч 50 мин. семафором на „Аврору“: „Когда починитесь?“.
11 ч 52 мин. Ответ: „Через 30–60 минут“.
11 ч 55 мин. „Авроре“: „Выйти из строя, догонять по способности“.
11 ч 55 мин. „Смоленску“: „Встать в кильватер „Ослябе““.
11 ч 57 мин. Подтверждение со „Смоленска“ и „Авроры“.
12 ч 00 мин. Смена вахты. Скорость 12 узлов, под парами 28 котлов, курс W260.
12 ч 11 мин. С „Алмаза“ сообщили о военном корабле с SW 210. Предположительно „Нийтака“.
„Алмаз“ повернул на обратный курс.
12 ч 12 мин. Боевая тревога. Ход — „самый полный“. Легли на курс сближения».
Контр-адмирал А. А. Вирениус, командир отряда:
