мемориалу с усыпальницей, и приюту, и ещё останется кусок парка с сиреневыми кустами…
Последний аргумент был особо приятен королеве, которая в молодости, будучи тогда прачкой, встречалась в этом парке у цветущих сиреневых кустов с учеником каменщика Фирсоффом, и считала теперь то время самым счастливым в своей жизни. Как жаль, что от тех лет осталась, в основном, ненадёжная память: кусты сирени разрослись и совсем одичали, и найти сейчас аллею, служившую местом свиданий, вряд ли возможно. И всё же, память — памятью, но материальные вехи для памяти просто необходимы, они — каркас, на котором эта память крепится. И попытка сохранить хотя бы часть старого парка не могла оставить королеву равнодушной.
— Постарайтесь, мастер Наджафф. Сделайте, что сможете, а я… Я даже выразить не могу, как я буду вам благодарна…
— Это ещё не всё, Ваше Величество. Усыпальницу мы построим с таким расчётом, чтобы можно было туда же поместить тела Вашего мужа и его свиты. Надеюсь, Илорин отыщет место их гибели, и сумеет доставить погибших в Раттанар.
У королевы навернулись слёзы на глаза, и она поспешно покинула бальный зал, где снова кипела работа проектантов, едва слышно пробормотав:
— Спасибо, мастер Наджафф…
Усыпальницу начали строить, едва на свет появились первые эскизы мемориала и проектанты сошлись во мнениях на счёт её вида. Речь ещё не шла о внешней отделке, и не прекращались споры о том, каким будет внутреннее убранство, но совершенно не было времени — следовало спешить с похоронами.
По предложению мага-зодчего Массола усыпальнице придали цилиндрическую форму, и состояла она из двух стен-колец: наружной и внутренней. Внутреннее кольцо обрамляло молельный зал, где в центре помещался алтарь и статуи девяти богов соргонского пантеона: все Храмы добивались права служить в усыпальнице службы, и по совету Магды установили очерёдность их проведения. Храмовый Круг согласился с королевой, несмотря на отчаянное сопротивление первосвященника Поводыря — Ардиффа, требовавшего передать усыпальницу в ведение его Храма, поскольку Поводырь отвечал за упокоение усопших. Требования первосвященника были обоснованы, но такая ему выдалась в последние дни неудачная в жизни полоса, что даже будучи правым, успеха он не имел.
Стены усыпальницы не были сплошными. Каждая стена, по сути, являлась многоярусным рядом одноместных склепов, и захоронение погибших раттанарцев проводилось единовременно с ведущимся строительством. Едва склеп достигал расчетного размера, в него укладывали укутанное саваном тело, склеп накрывали плитой, начиная следующий ярус, а на торце крепили памятную доску с надписью.
Отпевание покойных велось круглосуточно, и здесь обиженному Храмовым Кругом Ардиффу пришлось расстараться.
Наджафф был душой строительства. Он успевал всюду: и проверить, как идут дела у проектантов, подбросив им по ходу одну-две идеи, и проверить работу строителей, и организовать доставку недостающих материалов. Работоспособность и выносливость архитектора вызывали у окружающих удивление, смешанное с изрядной долей восхищения. Даже никогда не любивший Наджаффа Массол подчинялся ему, не споря, и без привычного своего недовольного ворчания.
Архитектор Наджафф был, наверное, старше Магды, хотя всем виделось иначе: у некоторых людей, по достижении определённого возраста, старение словно прекращается. Кажется, что перемен никаких с человеком не происходит, и непрерывное разрушение организма, преследующее нас со дня рождения, по неведомой причине у этих счастливчиков полностью останавливается.
Годами, даже десятилетиями, можно наблюдать за всё возрастающей разницей между ними и их сверстниками, которые седеют, лысеют, сморщиваются и медленно тают, постепенно переходя с этого света на тот. А наши счастливчики бодры, розовощёки и подвижны в то самое время, когда их сверстники двигаются всё с большим трудом, а то и вовсе перестают шевелиться, доживая свой век в неподвижности.
Но старость не оставляет в покое никого, просто иногда она выжидает, играя свои, непонятные нам игры. На наших счастливчиков старение обрушивается неудержимой лавиной, враз догоняя упущенные десятилетия, и в считанные дни проводит их через все положенные этапы. И удивительно видеть, как, вчера ещё моложавый, человек усыхает на глазах и за одну ночь превращается в полную развалину, неузнаваемый ни окружающими, ни самим собой.
Такая беда случилась в эти дни с Наджаффом. Ещё накануне он был полон сил и работал с характерными для него энтузиазмом и энергией, но к вечеру почувствовал себя плохо и лёг отдыхать здесь же, в бальном зале дворца, где совместно трудились архитекторы и маги-зодчие. А на следующий день Наджаффа было не узнать: с походной койки встала тень того человека, который на неё ложился.
Лицо сморщилось печёным яблоком, пышная накануне шевелюра утратила здоровый блеск и повисла невзрачными прядями, одежда будто увеличилась в размерах, и висела мешком на исхудавшем за ночь теле. Казалось, из дородной фигуры Наджаффа выпустили весь воздух, и он поник, как дырявый бурдюк, расплескавший через прореху своё содержимое под названием жизнь.
Бентос, увидев, что стало с архитектором, в удивлении уставился на него широко раскрытыми глазами, совершенно забыв правила приличия, и Наджафф был вынужден одёрнуть молодого мага:
— Что уставился, как деревенский олух на королевский дворец! Смотри, глаза выпадут. Сам знаю, что плох. Это моя последняя работа, и, похоже, придётся проектировать мемориал с учётом и моих бренных останков. Пришло моё время, Бентос. Приют вам строить — без меня…
И старый архитектор привычно взялся за работу, и в этом ритме протянул ещё два дня, и тихо скончался ночью, во сне. И последнее тело, помещённое в ячейку усыпальницы через семь дней после кровавой ночи мятежа, было его телом — никто не мог возразить, что Наджафф заслужил право покоиться среди погибших за Раттанар людей и гномов, ведь и его смерть была — за Раттанар.
А строительство продолжалось, и как-то незаметно у руля, вместо умершего Наджаффа, стал неопытный Бентос. И Массол промолчал и на это, всё так же послушно выполняя команды нового руководителя проекта.
Город, похоронив убитых, обратил, наконец, внимание на страдальца Тимона, бродящего по властным учреждениям Раттанара в поисках справедливости, и лицо его, по-прежнему, изуродованное, стало вызывать веселье у горожан: не всё же скорбеть и печалиться.
Толпы раттанарской детворы встречали Тимона, куда бы он не пошёл, и развлекались тем, что показывали ему поварёшку с вилкой, и со смехом разбегались от разозлённого бедняги. И всегда рядом оказывался кто-то из слуг в ливрее с гербом Лонтиров, и щедро одаривал проказников конфетами: так баронесса возвращала Тимону свой долг за двое суток наглых требований руки Сальвы.
Где-то в районе городов Бахардена и Кумыра скрывалась армия лысых, но оттуда по-прежнему не было достоверных вестей, а слухи ходили разные. Сил, чтобы преследовать отступивших врагов, у Раттанара было недостаточно, и Тусон предлагал ждать. И с ним были согласны и штаб квартальной охраны во главе с капитаном Вустером, и Коллегия во главе с Рустаком, и гном Бренн, и королева Магда.
Надо было ждать. И все ждали. Весь город ждал. Раттанар ждал нового короля.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ВОЗВРАЩЕНИЕ КОРОЛЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
«А говорят, что после смерти ничего нет. Почему же я чувствую, как меня обмывают перед
