Дальше всё прошло, как положено: и объявление подвига, и «Клянусь честью», и вручение шпор да рыцарской цепи с гербом. Герб у Бальсара оказался весьма необычный: ветвистая молния под изображением Короны, а сверху, над Короной, лента с девизом.
МЕЧОМ И МАГИЕЙ СЛУЖУ! — гласила надпись на ленте, что позволило Капе высказать своё мнение:
«— Что герб, сир, что девиз — только боевому магу подстать. Никакой он больше не строитель, пусть учится файерболы кидать…»
«— Ты о коктейлях, Капа? Так здесь ещё водки не делают, — поддразнил Хрустальную король. — А вот Корона ему на гербе зачем? Не к месту, вроде бы… Да и меча что-то не видать…»
«— Мой портрет везде к месту, сир! Что до меча, так куда его там совать, на гербе? И так сойдёт… А про коктейль я Вам напомню при случае: будете знать, как надо мной смеяться, сир…» — но не было слышно в Капиных интонациях ни действительной обиды, ни желания ссориться. Так, поворчала для вида, и — всё.
«— Ну, да! Стал бы я над тобой смеяться! — сообразил король. — Мир, Капа? Хорошо? Я же без обиды…»
«— Ладно, пусть мир, но память у меня вечная — не забывайте об этом, сир!» — так же миролюбиво предупредила Хрустальная.
— Вот и повод для выпивки нарисовался: обмоем рыцаря Бальсара, посвящённого в домашней обстановке… — переключился король на своих соратников. — Как раз к столу поспели с посвящением… Или у вас ещё кто-то на примете, сэр Эрин?
— Не знаю, сир, не думал… Открыть, разве?
— Не надо: ещё неизвестно, чьи там шпоры лежат. Достанете — а как вручить? Слишком далеко отсюда герои последних событий… Согласитесь, господа что награда, врученная на торжественной церемонии, с выстроенными в честь героя войсками, гораздо ценнее, чем привезенная и врученная потихоньку вестником. Вы уж извините, сэр Бальсар, нетерпеливость сэра Эрина, из-за чего так скромно стали рыцарем…
— Да, что Вы, сир! Я сам виноват — подговорил Эрина, в смысле, сэра Эрина, поискать шпоры для Илорина… Мы, как раз, это… собирались выпить за удачу освобождающих Эрфуртар — ну, и не удержались, заглянули в шкатулку…
— От Илорина, я думаю, его шпоры никуда не уйдут, и церемонию ему соответственно обеспечим… Вино и мясо уже на столе, господа, давайте перекусим слегка перед поездкой в горы… Ваше здоровье, сэр Бальсар, и всяческих вам успехов…
Вот и не верь в предчувствия — не зря беспокоился Тусон. Беда случилась, когда освободители Эрфуртара разделились, расходясь по заданным направлениям: на лесной дороге был атакован обоз роты Водяного. Упали подрубленные сосны впереди и позади обоза, и повалили из леса то ли местные разбойники, то ли остатки недобитых на льду пустоголовых.
Едва возок остановился, любопытные дамы вышли посмотреть, что и как. Может, и обошлось бы для них всё благополучно, да только Сула не носила больше кольчуги, подаренной королевой: запоздалый девичий расцвет сказался на её внешности, и стала кольчуга ей тесна. Чтобы не было видно никому подобное нарушение формы, да, и, стесняясь такой своей перемены, девушка куталась в длинный кавалерийский плащ с капюшоном, и набежавший бандит обознался и ткнул её мечом в живот. Сула повалилась на руки Сальвы, и распахнувшийся плащ открыл платье с красным крестом, туго натянутое на груди.
— О, боги! Баба! — удивился бандит, и это было последнее, что он успел в жизни: кинжал Огасты вошёл ему в горло больше, чем до половины.
Сулу подруги уложили на тот же плащ, рядом с возком. Сальва хлопотала над раненой, а Огаста, зло сверкая глазами, стала над ними с окровавленным кинжалом в руке. К счастью подруг, больше на них никто не нападал.
— Как больно, Сальва… Как же мне больно…
— Молчи, Сула, не разговаривай, — Сальва прижимала к животу Сулы ворох бинтов, в надежде остановить кровотечение. — Терпи, дорогая, сейчас Сабах придёт и всё сделает…
На выручку попавшему в беду обозу спешили не успевшие далеко разойтись отряды Яктука, Илорина и Куперса. Хобарт, с полусотней охраны отрезанный упавшей сосной в голове обоза, несмотря на свой внушительный живот, первым пробрался между сосновыми сучьями и первым же прорубился к возку санитарок. За ним поспевала и вся полусотня. Водяные пробегали мимо уложенной на плащ Сулы, склонившейся над ней Сальвы и готовой к бою Огасты — никто не останавливался, только, сжав зубы, ускоряли бег в погоне за бандитами. А те, так и не добравшись до добычи, безуспешно старались скрыться в лесу от пришедших в бешенство водяных…
Прискакал взволнованный Илорин. Так уж повелось, что человек, занятый обыденными делами, редко задумывается о ценности, о значимости для него лично, окружающих его людей и предметов. То, что есть сейчас, что реально существует в данный момент времени, как-то ускользает из поля зрения. Ну, есть — и есть, и что с того? Похоже на воздух: его не видно, но он — всюду, и дышишь им совершенно свободно, не замечая самого дыхания. А, попробуй, отними! Ограничь доступное количество воздуха! И сразу — реакция, борьба за каждый вдох, за каждый его, воздуха, глоток…
Примерно то же произошло с Илорином, едва он узнал о ранении Сулы. Для него жизнь этой девушки вдруг стала ценнее всего на свете, а, может, и всем на свете вообще:
— Ну, что же ты?… Ну, как же?… Вот же беда!.. — бросился он к Суле. — Не смей помирать!.. Ты нужна мне, Сула!.. Сватов хотел, когда достоин буду… а тут такое…
Из погони возвращались солдаты охраны, с лицами, виноватыми из-за приключившейся с Сулой беды, и становились тесной группкой поодаль. Пока Сабах и Баямо занимались раненой, капитан искал выход своему раздражению в беседе с Хобартом:
— Пленных повесить! Всех!
— Пленных нет, господин капитан!
— Упустили!? Куда?… Ушли — куда???
— Пожалуй, никто не ушёл, господин капитан! Снег же… На снегу все следы видно… Ребята рассердились очень — не брали пленных…
— Мёртвых вешайте!
— Мало кого повесить можно — посрубали головы сгоряча… да, и вообще… Рассердились ребята, очень рассердились…
— Вешайте, как есть! За что есть — вешайте! По всей опушке лесной вешайте! — Илорин тронул за плечо Баямо:
— Как она?
— Жить будет… только, вот…
— Что — вот??? Что???
— Она женщина, капитан… девица… Если мы, не дай боги, с Сабахом ошибёмся — ей не рожать никогда… Жриц бы Матушки сюда — по женским проблемам лучше никто не справится… В живот же рана, низко в живот…
А отрядные жрицы, по приказу Илорина, все остались на том берегу озера — ухаживать за ранеными на льду стражами. И ротных Яктук тоже оставил с ранеными. Казалось, что там они — намного нужней, хотя были ещё и жрицы, специально направленные Апсалой для этой цели, и ничто не мешало хоть одну из своих взять сюда, в Эрфуртар… Не рискнули оба лейтенанта подвергать опасности женщин, и теперь Илорин был близок к отчаянию:
— Что же делать? Что же нам делать?
— Везти в обитель Матушки, — совет дал кто-то из местных солдат. — Часа два езды, туда, — махнул рукой в нужном направлении.
— Монастырь?
— Обитель. Храм, дом с садом, да два десятка жриц…
— Сержант Хобарт! Вы слышите меня? Что это с вами?
