— Видал, как он меня уложил! Меня! И так запросто! Вот это мужик! Уважаю! И Заре он нравится — пусть их…
Выбор Тусона одобрил и Эрин:
— Правильно делаешь командор: надёжнее рыжих на свете нет. Я знаю — сам рыжий…
Так и пролетели незаметно двое суток. Погуляли, так сказать. Всё бы, конечно, ничего, да вот с обещаниями нехорошо вышло… Ерунда получилась с обещаниями — твёрдо никто не помнил, что, конкретно, когда и в каких словах было обещано от имени короля. Ни Эрин не помнил, ни Бальсар, ни, хотелось надеяться, сами горцы. А Тусон протоковал всю гулянку, будто глухарь на токовище — с него и вовсе спроса нет…Ладно, обойдётся как-нибудь. На следующей встрече выясним…
На приёме, после пустых и никому не интересных дел, слова попросил Паджеро. Магда согласно кивнула, и полковник заговорил:
— Ваше Величество, я никогда не беспокоил своими просьбами правителя нашего королевства…
— Я помню… Я знаю об этом! Ваши слова, граф, не упадут в безжизненную почву. Говорите, и пусть всё сказанное вами будет достойно дворянина и полковника раттанарской армии!
— Я не стал бы обращаться с просьбой моей до времени, но я — солдат, Ваше Величество, а жизнь солдата во время войны может оказаться неожиданно короткой. Я не хотел бы уйти к Поводырю, не обеспечив будущее ребёнка…
— У вас есть ребёнок!? — деланно удивилась королева, и по тронному залу зашелестело:
— Она знала…
— Как же не знать — Паджеро ей приёмыш…
— Такие земли — и безродному бастрюку… — все помнили, что полковник не женат.
— Скоро родится мальчик — так говорят жрицы Матушки, и я хочу признать его законным наследником, — Паджеро махнул в воздухе свитком. — У меня заготовлено прошение…
— Женитесь, граф, и в прошении не будет необходимости.
— Это невозможно, Ваше Величество. По разным причинам, о которых не имею права говорить, я не могу провести близкую мне женщину через брачный обряд…
— Имя… Пусть скажет имя… — заволновался зал. Бездетный граф никому не мешал: нужно было дождаться его смерти и добиваться от короля раздела скороспелого графства между соседями. Или выпихнуть в графы близкого родича. А то — и самого себя.
Появление неожиданного наследника ломало все планы охочих до чужих земель баронов, и казалось чуть ли не оскорблением для уже определивших, в своих мечтах, судьбу Бахарденского графства раттанарских дворян. Будь это не Паджеро, жаждущие под любым предлогом скрестить за графство мечи уже стояли бы в очереди. Но… Список людей, с которыми давно не дрались местные задиры, включал всего с десяток имён, и одно из них было — Паджеро. На городском кладбище ещё оставалось место, но кто же туда стремится по собственной воле?
Полковник оглянулся на зал, и желание узнать имя женщины, носящей под сердцем будущего графа, увяло само собой. Магда дождалась тишины в зале и сказала Паджеро с доброй улыбкой:
— Мы не в праве требовать имя матери вашего сына, граф. И не станем этого делать. Препятствия, не позволяющие вам вступить с этой женщиной в брак, должны быть очень серьёзны, раз вы, человек чести, не можете дать ей своё имя. Что ж, умерим наше любопытство, и подождём развития событий. К моему глубокому сожалению, я должна разочаровать вас — я не удовлетворю вашего прошения: всем известно, что это — право одного только короля. Но я обещаю вам, что отдам свой голос в вашу, граф, пользу. И буду просить короля Василия утвердить законность рождения вашего ребёнка.
Зал вновь недовольно зашумел:
— Седобородый утвердит…
— Как же, графство для приёмыша уже выпросила…
— Великий Алан правильно придумал, что все соргонские короли бездетны…
— Эй, вы! — это повысил голос министр Вустер. — А ну, тихо! Кто здесь смеет невежливо говорить о Её Величестве? Может, надо научить кого-то держать язык за зубами? Простите, Ваше Величество, не сдержался…
Паджеро был опасен. Но опасен был и Вустер. Пусть у него нет левой руки, и защищаться на поединке кинжалом или щитом он не в состоянии. Но и той рукой, что осталась, правой, один из легендарных героев Акульей бухты вполне способен вытрясти душу из неосторожного человека. Два опасных бойца — это уже много. А ещё — грозно насупившийся Бренн: у гнома даже борода стала торчком от негодования. А ещё — великан Маард, не любящий землевладельцев…
Каждый понимал, что недовольство не следует выказывать в присутствии членов Кабинета. Лучше вообще его не выказывать. Но искать, искать, искать — беременную женщину Паджеро. Найти до родов и… Много врагов в этот день появилось у будущего графа Бахарденского. Как говорится, ничего личного, в отношении ребёнка, но земля — это дело дорогого стоит. Отныне за полковником наблюдали десятки внимательных глаз: где, когда, в каком месте Паджеро встретится со своей любовницей? И тогда пощады не будет…
Свиток с прошением, переданный графом королеве, бесследно исчез. То есть, Магда, конечно, знала, где он, но у королевы не спросишь. А искали свиток тщательно, надеясь из него узнать имя будущей роженицы: на следы обыска в своём будуаре Магда натыкалась неоднократно — кто-то из фрейлин явно рылся в её вещах. Но найти что-либо там, где этого нет, ещё никому и никогда не удавалось. Свиток, которым размахивал Паджеро, был чистым листом, и вся сцена на королевском приёме имела одну единственную цель: объявить, что такой документ существует.
Он и существовал, реально существовал. Написанный Паджеро накануне Бахарденского похода и (уже с резолюцией Василия: «Признать законным…» и прочее — согласно требованиям дворцовой канцелярщины), находился в самом недоступном месте, где и искать никому не пришло бы в голову. Свиток хранился в Храме Матушки, в личном архиве Верховной жрицы Апсалы: король застраховался ото всех возможных случайностей, включая и свою с Паджеро гибель. Война могла в любой момент стребовать смертную мзду с каждого соргонца. Тем более — с владельца последней Хрустальной Короны.
Конный отряд пустоголовых, прорвавшийся в Аквиннар, стал головной болью не только для короля. Бушир с Агадиром вторые сутки почти не спали, ведя осторожную облаву на вражескую конницу. Погоня пехоты за конницей сводилась к тому, чтобы вовремя перекрыть удобные для всадников пути и, используя нежелание врага к открытому столкновению, отжать его в невыгодное для конников место: на каменную осыпь у подножия Кольцевых гор. Там терялось преимущество врага в скорости: по валунам не разгонишься — и для двух людских ног надёжную опору не сразу найдёшь, что же говорить о четырёх лошадиных?
Цветные повязки с азартом включились в погоню. Явно уступая противнику в скорости и маневренности, солдаты Бушира уравнивали шансы за счёт смекалки и изобретательности. Перво-наперво, засеками загородили подъездные пути к ближайшим селениям. Расчёт был прост: коней надо кормить — без коней верная врагу гибель. А много ли корма увезёшь с собой на спине лошади? Торбу овса? Коню на два, от силы — на три дня. Не дать пополнить запасов зерном и сеном, и хоть голыми руками их бери: на ослабевшей лошади всадник уже — не боец. А ослабеют кони быстро — на бездорожье да в глубоком снегу.
Часть пехотинцев, для скорости, Бушир посадил на сани, имея в виду не только быстроту передвижения, но и, пользуясь опытом короля, обеспечил своих солдат материалом для походной крепости. Круг из саней, связанных цепями и ощетиненный пиками, был неплохой преградой для конницы. А вместе с фанатичной ненавистью цветных повязок к пустоголовым — и вовсе преградой непреодолимой.
Гномы Трента и солдаты Агадира старались не отставать от задающих тон повязок и перенимали от них каждое новшество, переиначивая его на свой лад. Так, гномы придумали для санной крепости дополнительную защиту: набив колья в несколько рядов, натягивать между ними струны из прочного каната. С наскока к саням уже не подлетишь, а промедливших всадников можно из лука бить.
Идея сама по себе не плохая, но трудно осуществимая в зимнее время: пока те колья в мёрзлую землю вобьёшь… В общем, времени на это много надо, и Бушир, хотя и высмеял Трента, но узелок на память завязал — вдруг, пригодится когда.
