тяжелый человек был, ему всегда на всех было наплевать – кроме Наташи, конечно, – а меня вдруг пожалел. Спас. Прикрикнул на приятелей своих, сказал – девками обойдетесь, отстаньте от пацана. И на улицу не выгнал, в доме оставил. Отмыл, усадил за книжки, потом в Англию учиться отправил… Когда я из Англии вернулся, Наташе очень плохо было. У нее… Ну, в общем, трагедия в жизни случилась. Поэтому и детей у нас нет.
– У нее мальчик родится, – неожиданно перебила его Даша.
– Что? С чего ты взяла?
– Знаю, и все. У меня… так бывает. Я когда маленькая была, тонула, потом очень долго говорить не могла. И с тех пор иногда я как будто вижу что-то. И сбывается! У нее будет мальчик.
– Почему же ты тогда ко мне пришла?
– Я только сейчас – увидела. Да и все равно. Ничего уже нельзя изменить. Это судьба. Иди ко мне. Не бойся.
– Нет, Даша. Ты ребенок еще.
– Я не ребенок, – упрямо сказала девушка. – Мне пятнадцать лет, почти шестнадцать. У меня и паспорт есть.
– Даша! Пятнадцать – не восемнадцать.
– Ну… можно ведь подождать. Ты меня подождешь? – наивно спросила она, и Максим почувствовал вдруг такую невыносимую нежность, что даже в глазах защипало.
14. Невозможное
Лечащий врач, которого Максим разыскал в ординаторской, сообщил, что беспокоиться не о чем, Лариса восстанавливается нормально, хотя и медленнее, чем хотелось бы.
– Мам! – завопил Павлик. – Ты чего лежишь? А нас дядя Максим привез! У него такая машина – улет!
Людмила Анатольевна тут же увела мальчишку в коридор, сурово выговаривая ему, что в больнице нельзя так кричать, нужно вести себя тихо, никого не беспокоить.
Максим и Даша остались у Ларисиной кровати вдвоем.
– Мамочка, ты выздоравливай быстрей. Теперь все хорошо будет. Это Максим, я его люблю.
– Даша! Что ты несешь? Извините, Максим Михайлович, она вечно фантазирует.
– Ничего я не фантазирую! – упрямо заявила Даша. – Я его люблю, и он меня любит. Когда мне будет восемнадцать, мы поженимся. И все будет хорошо.
Лариса попыталась сесть, но тут же опустилась на подушку и закрыла глаза. «Господи, ведь он Наташин муж! – стучало у нее в голове. – Сначала я увела у нее жениха, а теперь моя собственная дочь хочет увести мужа. Ныне, и присно, и во веки веков?! Бабка Ольга, что же ты наделала!»
Под сомкнутыми веками как будто замелькали язычки того давнего пламени. На их фоне почему-то появилось почти забытое лицо матери. Ах да, ее же сожгли, равнодушно подумала Лариса. И меня тоже сожгут, да, бабка Ольга?..
– Мама, что с тобой?! – Даша плакала и, упав возле кровати на колени, целовала безвольно висящую Ларисину руку.
– Объективно она здорова. Она в сознании, она видит и слышит, но… – объяснял через неделю лечащий врач. – Мы сделали все, что могли. Стимуляторы не действуют. Она просто не хочет возвращаться. Как будто прячется от какого-то потрясения. Возможно, со временем она придет в себя, а пока…
Поговорив с врачом, Максим заметил в конце больничного коридора хрупкую фигурку жены.
– Наташа? Зачем ты здесь? Не нужно.
В поперечном коридоре располагался небольшой холл с чахлой пальмой и двумя диванчиками. Максим отвел супругу туда.
– Зачем?
– Я должна ее увидеть! Ты что, не понимаешь? Я не могу, не могу, она…
– Я понимаю. Но не нужно. Она… Врачи говорят, что это от сильного потрясения.
– Она сдохла?! – В глазах Наташи сверкнуло неукротимое звериное торжество. Женщина рванулась, чтобы встать, Максим едва успел ее удержать.
– Перестань. Опомнись. Она в каком-то странном ступоре. В сознании, но ни на что не реагирует. Лежит и смотрит в стену. Сажают – сидит. Кормят – глотает. Как автомат. Когда придет в себя – неизвестно. Ее переводят в интернат для инвалидов. Наташа! Ее компаньонка, совладелица предприятия – пожилая женщина и сама плохо себя чувствует. Мы должны что-то сделать для детей.
Наташа как-то враз обмякла.
– Да, Макс. Ты думаешь, я совсем змея? Дети, конечно, ни в чем не виноваты. Кстати, я… я тебе не говорила. Тогда, шесть лет назад, я ведь Генкины побрякушки сразу продала – они мне руки жгли. А когда ты в этот… ну к детям ее поехал, я документы все отыскала. В общем, я эту сумму – там довольно много, но мы от этого точно не обеднеем, – Наташа усмехнулась, – разложила на два счета. Именных. Так что не беспокойся, нищета детям не грозит.
– Да я не об этом. Они и сейчас не нищие.
– Ну давай мы их к себе заберем! Ты этого от меня хочешь?
– Наташ, сейчас я хочу, чтобы ты поехала домой. Потом все обсудим. Дети с этой их… как бы бабушкой, Ларисиной компаньонкой, забирать их не нужно. А счета – это ты молодец. Просто я вижу, что тебе самой от этой ненависти плохо. Поезжай домой, ладно?
Проводив Наташу, Максим вернулся к Людмиле Анатольевне.
– Вас отвезти домой? – предложил он.
Но женщина отказалась.
– Спасибо за заботу, но не нужно. Мы еще дня два в Москве побудем, у меня тут подруга неподалеку живет. В универсаме теперь мэрский зять заправляет, я там без надобности. Да пусть подавятся! Ничего, справимся. Все-таки не нищие. И тяжелее бывало.
– Я помогу, если что.
– С какой это стати? – она взглянула на него возмущенно, даже с подозрением.
– Я… – Максим запнулся. «Неужели я должен перед ней душу выворачивать?!» – мелькнуло в голове. – Я… так получилось, что я видел, как умер ее муж. Шесть лет назад.
– Вот оно как… А она, бедная, все надеялась. Уж лучше бы сразу. Ладно, что уж теперь.
Недели через три ранним воскресным утром Максима разбудил телефонный звонок. Хриплый незнакомый голос в трубке, задыхаясь, проговорил:
– Максим Михайлович… Приезжайте…
– Кто это?
– Ма… Максим, это Людмила… Анатольевна… Лариса… в новостях… интернат… Приезжайте! Позаботьтесь о детях, я не… – в трубке что-то загремело, и связь оборвалась.
Максим попытался перезвонить, но безрезультатно. Слушая гудки, он вышел на кухню, потыкал в кнопки телевизионного пульта.
«…из-под завалов извлечено тело одной из пациенток, Ларисы… – Максим, вздрогнув, перескочил на соседний канал, резко вернулся назад, – …среди пациентов и персонала нет. Напоминаем, что пожар произошел накануне. Причины возгорания выясняются. На месте работает…»
Он отбросил телефонную трубку вместе с накатывавшими оттуда гудками.
– Максим, ты чего? Сколько времени? – на пороге кухни появилась заспанная Наташа.
– Восьмой час. Мне нужно уехать.
– Что случилось? – недовольно спросила она.
– Звонила Людмила Анатольевна. Пожар в интернате. Лариса… погибла.
Наташа вдруг побледнела, прижала руки к горлу, и ее стошнило прямо на пол.
– Я… не знаю… что это… наверное, вчерашняя рыба…
– Сейчас я вызову «Скорую» и домработницу.
