– Дашка! – Павлик влетел в столовую с такой скоростью, что едва не растянулся на скользком полу. Он прижимал к себе какую-то странную конструкцию из потемневших от старости брусков и реек. – Вот. Это тебе. Если антиквар не соврал, то это мольберт, ну, один из мольбертов, говорят, у каждого художника их бывает несколько, вот этот самого Васнецова. Который Виктор. Ну, который еще Иван Царевича нарисовал. Говорят, он еще и для церквей что-то делал. Прямо как ты.
– У меня тоже есть подарок для тебя. – Наташа протягивала ей коробочку. Только не алую, а темно- багровую, как запекшаяся кровь.
В коробочке лежало кольцо: платина и три бриллианта россыпью.
– Нет! – Даша отшатнулась.
– Что с тобой?
– Не дотрагивайтесь до него! Это… это… – девушку трясло, как в лихорадке.
– Макс, что с ней?
– Нат, на твоем месте я бы послушался. Даша иногда видит то, чего не видят другие. И притом удивительно точно. Если ее так пугает это кольцо…
– По правде сказать, оно меня саму иногда пугает. А иногда – притягивает.
– Его нельзя трогать! Его нельзя держать в доме!
– Ну… ты всегда можешь его продать, – предложила Наташа.
– Нет! Господи, ну как же вы не видите!
Даша не успокоилась до тех пор, пока Максим не отвез ее к Москве-реке. Они легко отыскали незамерзающее место, и злополучное кольцо кануло в черную зимнюю воду.
Вечером Даша уехала в Питер.
Максим поехал с ней – помочь обустроиться на новом месте. Он опасался, что Наташа его не отпустит, но она только улыбнулась. Максиму даже показалось, что она давно обо всем догадалась – только слепой не увидел бы, как их с Дашей тянет друг к другу, – но молчит, не желая ничего менять. Пусть идет как идет, жизнь большая…
Однажды, прилетев в Петербург на выходные, Максим застал Дашу над россыпью фотографий.
– Вот думаю, на кого он будет похож. Или она…
– Кто? – растерялся Максим. – Ты задумала новую картину и ищешь центрального героя?
Даша улыбнулась:
– По-моему, это будет героиня. Уже шесть недель.
Он опустился на пол и приник к ногам девушки:
– Дашенька! Что же нам делать? Я не могу, не могу их оставить. И Павлик к Наташе так привязался, мамой называет. Что же делать, что же делать?
– Ну что ты так страдаешь? Не надо ничего делать. Будешь приходящим папой, сейчас многие так живут.
В россыпи фотографий Максим вдруг заметил одну, удивительно знакомую. Нет, не может быть!
– Кто это?
– Это мой папа. Только маленький еще – видишь, мальчишка совсем. И его родители. Так странно, да? Они мои бабушка и дедушка, а я их никогда не видела, только на снимке.
Максим пригляделся: ну да, точно. Изо всех сил стараясь сохранить безразличный вид – только бы Даша не заметила! – он весело сказал:
– Даш, я балбес. Как увижу тебя, вообще соображать перестаю. Даже руки не помыл, грязнуля!
Он прихватил из кармана пиджака бумажник и закрылся в ванной. Положил на стиральную машину фотографию «Дашиного папы», рядом – другую. Единственную, оставшуюся у него от матери, ту, где был его отец со своей семьей. Как Максим ухитрился ее сохранить в своих беспризорных скитаниях, он и сам уже не понимал. Грязная, с обтертыми, обломанными краями. А вот Дашина фотография была чистая, даже не поцарапанная – в альбоме хранилась.
Максим переводил взгляд с одного снимка на другой: седой красавец, худенькая темноволосая женщина и мальчишка с таксой на руках.
Эти две фотографии неоспоримо свидетельствовали: он, Максим, младший брат Дашиного отца, Гены. Геннадия Михайловича. И его, Максима, мать записала Михайловичем – ведь не просто так? И фотографию сохранила. Матери у них разные, но как ни крути, Даше он, Максим, приходится дядей. Да, сводным – бывают ли сводные дяди? – и все же, все же. Брак между родственниками – плохо по всем канонам, человеческим и божеским. Если даже наплевать на моральную дикость такого союза, страшно подумать, какие генетические нарушения могут обнаружиться у их детей.
Или родство все-таки не настолько близкое? Максим понимал, что решение нужно принимать очень быстро. Дашина беременность все фантастически усложнила.
И он обратился к специалисту.
«Специалист по генетике» – доктор медицинских наук, профессор, все, как полагается, – оказался суровой седовласой дамой с очень молодым лицом. При первом же взгляде на нее Максим почему-то почувствовал неожиданное спокойствие: да ничего страшного не случилось, чего он переполошился?
– Это довольно далекое родство, – размеренно, как на лекции, объясняла дама. – Можно, конечно, сделать соответствующие анализы, но я вам даже без анализов скажу: вероятность генетических отклонений в вашем случае ничтожно мала. Практически как если бы вы были абсолютно чужими людьми. Какая-то степень родства так или иначе всегда присутствует у людей одной национальности, живущих на одной территории. Не зря ведь говорят, что все мы родственники по Адаму, – она улыбнулась. – Не огорчайтесь так. Даже браки между кузенами дают негативный эффект только в случае, когда они повторяются из поколения в поколение. А в вашем случае доля общих генов значительно меньше. Ну а если вас беспокоит моральный аспект… Боюсь, тут я вам не помощник. Сходите в какой-нибудь храм, поговорите с батюшкой. Но мне думается, что вас и там успокоят.
Выйдя из генетической лаборатории, Максим долго бродил по сумрачным питерским улицам, почти не замечая окружающего. Только часа через два он остановился и, оглядевшись, понял, что ноги принесли его к Свято-Троицкой Александро-Невской лавре. «Поговорите с батюшкой» – вспомнился ему совет дамы- профессора.
Максим вздохнул – кажется, здесь даже воздух другой – поднял глаза к бледному питерскому небу, по которому стремительно неслись вытянутые лохматые облака, и сделал шаг…
Эпилог
После того как Максим принял постриг, Даша и Наталья неожиданно сблизились. У обеих женщин хватило сил и мудрости, чтобы отбросить все прошлые конфликты и антипатии – отбросить, как то злополучное кольцо. Жизнь должна продолжаться, невзирая ни на что.
Отправляясь в Питер, Наталья всегда берет с собой Павлика и маленького Гену. Даша с радостью встречает их у себя, одевает дочку – почему-то она гораздо больше похожа на Ларису, чем на Максима, – и они идут в Свято-Троицкий собор к поздней литургии. Глядят на мерцающие огоньки свечей, слушают божественной красоты пение, и им кажется, что Максим тоже стоит рядом, благословляя своих женщин и детей.
Жизни и судьбы
Наташа
