— Я решил подарить их вам, Ганс, они мне больше не понадобятся. Кладите в карман… Нет, нет, в пиджак, отсюда они выпадут…
Ганс спрятал карандаши в пиджак, висевший в другой комнате. За несколько секунд, что он провел там, наедине с собой, в его мыслях прошел вихрь. Если это сейчас подтвердится… позвонить в бюро неотложной помощи… или Вейнтраубу… нет, лучше в бюро. Вейнтраубу — потом, когда он останется один и приведет здесь все в надлежащий порядок… Вызвать Вольфа — одного из друзей, чтобы он унес кое-что…
Он вышел, с трудом напустив на лицо безмятежную улыбку.
— Что ж, спасибо, господин Мюленберг. Сохраню их на память о вас. И буду писать ими только любовные письма… если придется.
Мюленберг сидел на том же месте, подняв голову и внимательно вглядывался в Ганса.
— Ладно, — сказал он. — Теперь скажите, вы ничего не заметили… особенного?..
«Так… значит отошло, пока», — подумал Ганс.
— В чем, собственно? — осторожно спросил он.
— Ну, в карандашах, разумеется!
Ганс развел руками, пожал плечами в полном недоумении.
— Ничего. Хорошие, добротные карандаши. Я не такой специалист…
— Ну, тогда, значит, все в порядке, Ганс! Можете поздравить меня с отличным выполнением работы. Последние две ночи почти целиком я посвятил ей. Задача была в том, чтобы изложить принцип Гросса возможно более кратко и в то же время исчерпывающе. В конце концов, мне удалось сжать текст до одного листка вот из этого блокнота. Правда, листок исписан весь, с двух сторон, мелким шрифтом. Там — все пояснения, цифры, формулы и три главных принципиальных схемы. Я сделал два экземпляра и заключил их в эти карандаши — пришлось выдолбить их внутри, потом снова склеить. Тоже была работка… Думаю, что теперь наше сокровище можно спокойно вынести отсюда; в случае обыска, у вас не найдут ничего предосудительного. Как вы думаете?
— Все это… просто гениально, господин Мюленберг. Право, можно подумать, что у вас — солидный стаж конспиративной работы… Ну и напугали же вы меня этими карандашами!
— Знаю, Ганс. Все видел, — устало, без улыбки ответил инженер, закрывая глаза и опуская голову к сложенным на столе рукам. Силы вдруг оставили его. — Угадайте, что я сейчас сделаю? — едва слышно пробормотал он.
— Нечего угадывать. Вам нужно спать. — Ганс быстро переложил на диване подушку, развернул одеяло, потом взял Мюленберга под руки и помог ему совершить этот невыносимо трудный переход в четыре шага. — И спите до отказа, — сказал он строго и громко, так, чтобы инженер успел осознать эти слова, как желанный приказ, которому нельзя не подчиниться.
Через минуту Ганс убедился, что инженер приступил к выполнению задания.
Тогда он вышел в «свою» комнату, достал из пиджака карандаши и долго рассматривал их, восхищенно покачивая иногда головой. Теперь им владело чувство радостного удовлетворения: в этих карандашах — главное, то что нужно.
И вся заслуга принадлежала Мюленбергу, этому замечательному, самоотверженному, мудрому, хорошему человеку…
В эти последние дни у Ганса было много забот. С помощью друзей он организовал небольшую мастерскую — станцию для зарядки аккумуляторов на окраине города, как раз на пути к полигону. Туда была переправлена самая ответственная деталь ионизатора — концентрические соленоиды — электромагниты. Там составлялись и заряжались новые батареи аккумуляторов. Все это нужно было для того, чтобы как можно больше отдалить момент полного укомплектования машины. План был такой: когда будут везти машину на полигон, они заедут на эту зарядную станцию за аккумуляторами и электромагнитами. Тогда уже будет мало шансов, что у них отберут вполне готовую машину до испытания — чего Мюленберг больше всего опасался.
А среди аккумуляторных батарей там же готовилась и главная — четвертая, та, которая определяла успех и само существование всего плана Мюленберга.
Когда Мюленберг, выходя из состояния небытия — там, на полигоне, в каком-то гениальном прозрении вдруг увидел этот единственно возможный способ вырвать из рук врагов и уничтожить машину Гросса, он даже не подумал о том, сможет ли он добыть материал, необходимый для осуществления этого способа. Нужно было достать его так или иначе — вот и все! Позднее он ясно представил себе всю трудность и опасность этой задачи, но продолжал выполнять свой план, исходя из какой-то упрямой, фатальной уверенности, что материал будет. Дальше вступили в действие случайности — таинственное явление, которое с подозрительным постоянством приходит на помощь каждому, кто сильно захотел чего- либо добиться. Это кажется странным и порождает почти мистическую веру в «судьбу», «счастье», «удачу»… Но человек обычно знает лишь одну вереницу событий и не знает других; а события эти, развиваясь каждое логично и закономерно, то и дело пересекаются, приходят в соприкосновение — тут и возникают эти кажущиеся «случайности».
У одного из друзей Ганса был дядя, не очень еще старый, но совершенно седой человек, которого после появления у него внучки младшие родственники стали называть дедом, а сверстники — стариком.
Жил он в горной местности, километрах в ста к югу от Мюнхена, в деревне, на берегу большого озера, изобиловавшего рыбой. Собственно говоря, это озеро и было главным стимулом, заставившим старика покинуть город и обосноваться здесь с женой и внучкой и «фермой» из одной коровы. Он был завзятым и искусным рыболовом — любителем-удочником. За четыре года, прожитых здесь, он хорошо изучил озеро, рельеф дна и повадки рыбного населения, что и позволяло ему регулярно приносить с ловли, не считая мелочи, двух-трех «поросят», — как он называл крупных, упитанных карпов. Таким образом, семья его была обеспечена бесплатным питанием (это в военное-то время!), а иногда даже сбывала лишнюю рыбу местным жителям. Старик благоденствовал. В городе у родственников он появлялся редко и неохотно — лишь по традиционным семейным датам. Мюнхен — и городскую жизнь вообще — откровенно возненавидел и никаких перемен в жизни не желал и не ждал. Однако перемены наступили.
Однажды утром, сидя в своей лодке с удочками, старик заметил необычайное оживление на противоположном берегу озера. Там появилось много большегрузных автомобилей с солдатами, машинами, материалами. Началась какая-то напряженная, торопливая деятельность. Уже через час на том берегу возник целый поселок из палаток; к вечеру в ближайших горах послышались тяжелые, гулкие взрывы, от которых рыбья мелочь панически взметывалась в воздух, заставляя водную гладь озера с шипением вскипать, будто от града, мгновенно высыпавшегося из тучи. Покой был нарушен. Старику стало не по себе.
Чтобы выяснить в чем дело, он на другой день попробовал приблизиться к тому берегу, но его отогнал прочь вооруженный часовой. И никто из жителей деревушки не знал и не понимал, что там происходит.
Через несколько дней на озере появилась небольшая моторная лодка с двумя военными. Старик забыл об удочках и не спускал с них глаз. Сперва он решил, что это рыболовы и обрадовался: рыболовы — люди свои и теперь он узнает все! Но лодка вела себя странно, она вертелась около одного места — то приближаясь, то удаляясь от него, потом то же самое проделывала в другом месте. Может быть они ловили сетями? Но и тогда это была бы какая-то необычная ловля, судя по их движениям. Солнце зашло, и старик потерял лодку из виду.
На другой день, в то же время, лодка появилась снова, проделала те же непонятные эволюции, затем взяла курс прямо на старика. Приблизившись, военные деликатно, с выключенным мотором, описали дугу и стали рядом. Из лодки демонстративно торчали удочки и мокрый подсачек, но старик опытным взглядом сразу определил, что удочки эти едва ли когда-нибудь были в употреблении.
Возможность узнать, наконец, все тайны, взбудоражившие его жизнь, подошла вплотную, поэтому он, скрепя сердце, встретил непрошенных гостей радушно и постарался в свою очередь заинтриговать их своими знаниями и рыболовным опытом. Скоро, однако, гости поняли, что конкретных сведений о том, где и какая рыба держится, так сразу из старика не выудишь, что с ним надо сначала подружиться, расположить его к себе.
