— Как только вырвусь, сразу приеду.
Никодим поцеловал Нине руку. Лакей отворил дверь, и Никодим пробежал под проливным дождем несколько шагов до автомобиля.
— Собачья погода, — буркнул Дызма, захлопывая дверцу.
— Наверняка будет лить всю ночь, — отозвался шофер.
Действительно, дождь не кончился до рассвета, и въехавший в Варшаву автомобиль по самую крышу был Забрызган грязью.
Не было еще и восьми, когда Дызма, отперев дверь своей квартиры, застал у себя Кшепицкого. Захлопнув дверь кабинета, чтоб лакей их не подслушал, они занялись разборкой привезенных Никодимом документов.
Кшепицкий в восторге потирал руки. Когда в пачке относящихся к процессу писем они нашли доказательства, говорившие о том, что чиновники были подкуплены, он вскочил и воскликнул:
— Нечего ждать, едем в уголовный розыск.
— А векселя? — спросил Дызма.
— Векселя… гм… По правде сказать, можно бы их сохранить на тот случай, если чувства Нины изменятся, но безопаснее, конечно, их сжечь, раз вы уверены, что она выйдет за вас замуж.
— В этом нет сомнения.
— Великолепно. Едем.
Начальник уголовного розыска, старший комиссар Рейх, принадлежал к категории людей, готовых из- за карьеры на все. Холодный, расчетливый, проницательный, он сразу раскусил тайные намерения Дызмы. Несмотря на красноречие Кшепицкого, который всячески подчеркивал бескорыстие своего начальника, старший комиссар Рейх поставил вопрос ребром:
— Пан председатель, вы намерены вступить в брак с Куницкой?
Нечего было делать, пришлось сознаться, что именно таковы его намерения.
— Не подумайте, пан председатель, что я собираюсь вмешаться в вашу личную жизнь. Ничего подобного. Ноя полагаю, что тюремное заключение Куницкого повлечет за собой, как естественное следствие, судебный процесс.
— Верно, — подтвердил Кшепицкий.
— В этом-то все и дело, — продолжал комиссар. — Я склонен думать, что такой процесс, который явится сенсацией, вряд ли доставит удовольствие вашей будущей супруге, да и вам тоже.
— Гм… Что же предпринять?
Комиссар Рейх некоторое время молчал.
— Пан председатель, есть один только выход.
— Какой?
— Положим, Куницкому грозит десять, по меньшей мере — шесть лет строгой изоляции. Это несомненно. Улики таковы, что выпутаться он не сумеет. Что бы вы сказали, если б мы попробовали прийти к соглашению с ним?..
— К соглашению?..
— Ну да. Во всяком случае, ему вовсе не хочется просидеть лет десять за решеткой. Я полагаю, он согласится на ваше предложение: отказ от претензий на имущество жены, от претензий к вам, за это вы даете ему известную сумму денег плюс заграничный паспорт. Пусть отправляется куда хочет.
— Он не замедлит вернуться.
— На это тоже есть средство. Сделаем так: сегодня я его арестую, учиню строгий допрос, покажу ему все эти бумажки и запру дня на два-три, пусть размякнет. Потом опять возьму на допрос и тогда уже предложу соглашение. Не примет — тем хуже для него, примет — дам ему паспорт и позволю бежать за границу. Бежать! Понимаете? Бежать — это значит, отрезаны все пути к возвращению, потому что я за ним по пятам разошлю приказ об аресте. Что вы скажете на это, пан председатель?
— Очень толково, — кивнул Кшепицкий.
— Я тоже так думаю, — отозвался как эхо Дызма.
— Конечно, план отличный, — продолжал Рейх, — ноя не уверен, что смогу осуществить его. Если откроется вся эта история, я пострадаю больше всех. В лучшем случае отставка, а то и тюрьма. Рискованная игра…
— Пан комиссар, — прервал его Кшепицкий, — мне кажется, опасения не имеют почвы, Учтите, пан председатель — влиятельное лицо в правительственных кругах. В Варшаве, пожалуй, не найдется другого такого человека, который может сделать столько же, сколько пан председатель.
Рейх поклонился.
— О, я это прекрасно знаю! Тем приятнее мне оказать мелкую услугу столь заслуженному человеку, тем более что пан председатель, вероятно, не забудет про меняв будущем.
— Само собой разумеется, — кивнул Дызма.
— Сердечно благодарю. Я высоко ставлю поддержку пана председателя, об этом говорит хотя бы тот факт, что я собирался изложить ему свою скромную просьбу.
— Охотно сделаю все, что могу.
— Для вас это пустяк, а для меня очень важно. Дело в следующем: с Нового года уходит в отставку заместитель начальника полиции. Если мне заручиться поддержкой такой высокой персоны, как вы, я мог бы наверняка рассчитывать на назначение…
— От кого это зависит? — осведомился Никодим.
— От министра внутренних дел.
— Если так, то можете быть спокойны, — ответил Дызма, — это мой друг.
— Сердечно благодарю.
И Рейх вскочил, чтобы пожать Дызме руку.
Перешли к обсуждению деталей. Рейх и Кшепицкий учли все до последней мелочи, и, слушая их, изумленный Дызма признавался себе, что ни за что не сумел бы с такой ловкостью обстряпать все дело.
В банке их уже поджидал Куницкий. Лицо, глаза — все его поведение говорило о беспокойстве.
Пройдя мимо, секретарь окинул его насмешливым взглядом, но Куницкий даже не заметил этого. Рысцой бросился он навстречу Дызме и загнусавил:
— Приехали! Очень рад. Привезли папку?
— Здравствуйте. Привез.
— Пан Никодим, что все это значит?
— Что вы имеете в виду?
— Прием у министра! Черпак сказал, что прием отложен. Министр вовсе не уезжает. Пан Никодим, он и не собирался уезжать. Что это значит?
— Пойдемте ко мне, — ответил, краснея, Дызма, — там я вам все объясню.
— Ничего, ничего не понимаю, — беспрестанно повторял Куницкий, семеня следом за Дызмой.
— Игнатий, можешь идти в город, — отпустил Дызма лакея.
Когда тот ушел, Никодим сказал, обращаясь к Куницкому:
— Видите ли, ваша жена решила развестись с вами.
— Что такое? — встрепенулся Куницкий.
— То, что вы слышите. Она разводится с вами и выходит замуж за меня.
Куницкий со злобой посмотрел на Дызму.
— Ах, так… Может быть, она приехала вместе с вами?
— Нет, она осталась в Коборове.
Старик беспрерывно кусал губы.
— Когда же это она решила? Это невозможно! Она ничего мне не говорила! Это, наверное, каприз? Это, наверное, вызвано вашей интригой…
— Какой там интригой… Она попросту втюрилась в меня, ей надоел такой старый хрыч, как вы.
— Но у этого старого хрыча, — зашипел Куницкий, — миллионы.
— Шиш, не миллионы. И миллионы и Коборово — все собственность Нины.
— На бумаге, только на бумаге, уважаемый председатель! Не на что зариться!
