— Щенок! Так разговаривать со старшим боевым офицером? Да знаете ли вы, что я пять раз ранен, что я… что Протопопов… — захлёбываясь словами, майор вплотную подступил к наглецу.
«Боевой офицер! Пять раз ранен! За кого же ты кровь проливал, мерзавец!» — хотелось крикнуть Григорию, но он холодно сказал:
— А у меня одиннадцать ранений и почти столько же наград! Что такое боевая дружба, я знаю не хуже вас! Только я никому, даже другу, не позволю навязывать мне свои взгляды и убеждения.
Ничего не ответив, майор поднялся на крыльцо у ворот и, пропуская Сомова вперёд, указал:
— Кабинет налево!
Комната, куда секретарь впустил Сомова, меньше всего походила на служебное помещение или даже частный кабинет. Ковры и картины по стенам. Множество столиков, тумбочек и полок, заставленных посудой, статуэтками, старинными часами. Прямо на полу в углу навалом книги в дорогих переплётах. Создавалось впечатление, что через несколько дней в этой комнате откроют антикварный магазин.
Хозяин кабинета, в одной майке, в форменных брюках американского офицера, сидел у старинного письменного стола и с помощью лупы рассматривал какую-то крохотную безделушку.
— Сомов? — на чистейшем немецком языке спросил он.
— Да.
— Мне не очень нравится ваш внешний вид. — Хейендопф, отложив лупу, смерил Сомова взглядом с головы до ног, словно и впрямь проверял, все ли у того сделано по форме.
— А мне не нравится ваш вид, — спокойно заметил Сомов, зная, что это пароль.
— Семьдесят…
— И три… — докончил Сомов
— О'кей! Устраивайтесь хотя бы в том кресле и, пока я разберусь с этой чёртовой геммой, займитесь бутылками. Надеюсь, подберёте что-нибудь по вкусу… Тьфу! Честное слово, ничего не пойму! Снова, кажется, влип! Как вы думаете, это действительно ценная вещь или копеечный сувенир под старину?
Хейендопф протянул Сомову лупу и почти прозрачный прямоугольник дымчато-чёрного агата, словно подсвеченный изнутри красной искоркой. На гладко отполированную поверхность камня была нанесена тонкая резьба.
Сомов пожал плечами.
— Признаться, я не знаток. Слышал лишь, что в Германии, кажется, в Богемии и Саксонии, существовало много фабрик, которые не только шлифовали агаты, но искусно их подкрашивали. Возможно…
— Выходит, влип! Видел же, что старая песочница прячет глаза! Начало восемнадцатого века! Печать самого Фридриха II, великого магистра.
— Здесь действительно вырезано нечто напоминающее масонские знаки: циркуль, угольник, молоток… Цифра 7 или З… Резьба немного стёрлась, а по краю вырезан девиз. Камень со щербинкой… Странно, щербинка только вверху, именно там, где надпись, хотя следы от снятой оправы видны вокруг всего камня. С раритетами так не поступают.
Взяв обратно агат и лупу, Хейендопф швырнул их в ящик. Губы его обиженно оттопырились, кожа на лице пошла розовыми пятнами.
— Со всей этой рухлядью можно и своего лишиться, — раздражённо воскликнул он, показывая глазами на вещи, украшавшие комнату, и без перехода, уже совсем сердито добавил: — Передайте вашим, что в любом деле необходима прежде всего точность! Каждое первое и шестнадцатое, согласно договору, я должен получать награду. Сегодня восемнадцатое…
В дверь постучали.
— Ну? — крикнул Хейендопф недовольно.
Секретарь пропустил в кабинет курьера с почтой, полного низенького негра.
Тот положил на стол несколько газет, кипу писем и маленькое уведомление на получение денег.
— О-о! — обрадовался Хейендопф, — Напрасно я волновался, всему виной почта! Будем считать, что я ничего не говорил, а вы ничего не слышали. Милая тётушка Рози, которая посылает мне эти трогательные знаки внимания, может и обидеться…
— Рози? — удивился Сомов и, тотчас поняв в чём дело, рассмеялся, — Насколько мне известно, она дама достаточно пунктуальная.
Кивком головы отпустив курьера, Хейендопф отодвинул в сторону бумаги и склонился к Сомову.
— Чем я могу быть полезен, не в общем плане, а конкретно? — спросил он деловито, когда они остались с глазу на глаз.
— Пока ничем! Надо прежде ознакомиться с людьми и обстановкой.
— Но я не люблю получать деньги даром, — возразил Хейендопф. — Что же касается людей, я могу дать исчерпывающую характеристику — сброд. Признаюсь, чем скорее я от него избавлюсь, тем спокойнее будет у меня на душе. Как-никак, а я тоже рискую, если не головой, то положением. Вы с первого же дня повели себя странно. Вместо того чтобы завоевать благосклонность вожака, столковаться с ним, вы… Нет, никак не могу похвалить вас за стычку с Протопоповым!
— Прежде чем вывезти группу, я должен раскрыть советского агента, который надёжно в ней замаскировался. Не забывайте об этом! Моя драка с Протопоповым первый шаг к тому!
— Выходит, вы нарочно спровоцировали её?
— Я рассчитывал только на ссору, но обстоятельства решили за меня! Теперь дичь сама пойдёт на приманку, которой я для неё являюсь!
— Вы не боитесь, что Протопопов вас… того… — Хейендопф сделал красноречивый жест рукой, — устранит, мягко говоря.
— Это уже ваша забота — побеспокоиться о моей безопасности!
— Я не могу вам её гарантировать! Троих, которые только обмолвились о возвращении, Протопопов отправил на тот свет… Один умер от каких-то «колик», другой якобы спьяну вывалился из окна, ещё один скончался от внутреннего кровоизлияния.
— Мистер Хейендопф, — голос Сомова звучал холодно и властно. — Вы заместитель коменданта лагеря, и вмешиваться в ваши служебные дела я не имею права. Но я вправе требовать, чтобы вы всячески способствовали выполнению возложенной на меня миссии. Надеюсь, понятно, что заключённый с вами договор считается нарушенным, если со мной что-либо случится? Именно эти переводы от тётушки Рози достаточно красноречивые документы, чтобы скомпрометировать вас?
Хейендопф побледнел, в глазах промелькнул испуг.
— Я, конечно, приму все меры, но… не могу же я все предвидеть… Бывают такие стечения обстоятельств, когда… Чёрт побери, ну и влип же я!
— Не очень, если хорошенечко обмозговать! У вас в руках власть, надо пользоваться ею разумно! Именно за это мы и платим вам деньги. Кстати, мне поручено передать вам, что в случае успеха вы получите пять тысяч долларов премиальных.
Хейендопф свистнул.
— Неплохо! Они не скупы, ваши парни!
— Мистер Думбрайт звонил вам?
— Полчаса назад! Приказал передать, чтобы вы ежедневно через меня информировали его о ходе дела. Думбрайта беспокоят сведения, полученные в городской военной комендатуре.
— Какие именно?
— Вчера снова пришёл письменный протест советской комиссии по репатриации. Они настаивают на своём утверждении, что ваше командование сознательно прячет группу бывших власовских офицеров. И если первое заявление было необоснованным, то теперь точно указано, что наша группа содержится в районе Мюнхена. Таким образом…
— Вы хотите сказать, что может быть получено третье письмо-протест, в котором уже точно будет указан адрес и фамилии?
— Боюсь, что это может случиться.
— Кто из группы Протопопова имеет связь с городом?
— Выход за ворота лагеря строго воспрещён.
— Переписка разрешена?
