задавать вопросов.
— Ты вспомнишь все. — Ответил Габриэль.
— Все свои человеческие жизни? — Мак обернулся к Габриэлю.
— Скорее то, что было до них.
Они оба молчали какое-то время. Мак смотрел на Габриэля изучающе, а Габриэль с надеждой.
— Почему мне знакомо твое лицо? — Неожиданно спросил Мак.
— Ты поймешь, когда проснешься. — Пообещал Габриэль.
Снова воцарилась неловкая пауза.
— Ладно, тогда давайте скорее покончим с этим. — Мак сделал широкий жест рукой, спрашивая, где ему разместиться для обращения.
Все было в точности, как с Фанни. Только сама Фанни скромно стояла в углу гостиной, пока они занимались Малькольмом, и Сэм не рыдала на его груди, после того, как он покинул мир живых, а поцеловала его в губы, и целовала до тех пор, пока он не закашлялся и не раскрыл глаза. Когда он узнал ее, снова притянул к себе, и стал целовать дальше.
— Мара, — прошептал он, мягко касаясь ее лица.
— Мак? Михаэль? — Она ощущала себя растерянно.
Он рассмеялся, подымаясь с дивана.
— Он говорит, — радостно взглянула она на Габриэля.
— Еще не хватало, чтобы он не говорил, — усмехнулся тот.
— Можно и так, и так, — глаза у него были все того же светлого оттенка. Подсознательно Сэм боялась, что они изменят цвет.
— Привет, Габриэль. — Улыбнулся он.
— С возвращением, — облегченно вздохнул Габриэль. — Я начинаю чувствовать себя по-настоящему живым, впервые за все это долгое время. — Глаза его светились счастьем. — Только я голодный или еще кто-нибудь хочет есть? — Сказал он, собираясь на кухню.
Напряжение в комнате наконец спало, и они все рассмеялись.
— Между прочим, зря смеетесь, — заметил Габриэль. — Я неплохо готовлю.
— Клоун, — бросил Мак.
И все они рассмеялись снова, даже Фанни, по-прежнему стоявшая в углу. Когда Габриэль вышел, Фанни тенью последовала за ним.
— Все так, как когда-то, как дома. — Произнесла Сэм, провожая их взглядом.
— Только ты все еще уязвима. — Он коснулся ее руки, и взял в свою, разворачивая к себе.
— Михаэль, я виновата перед тобой. Я все испортила. — Прошептала она.
— Ты все исправила. — Сказал он, глядя ей в глаза. Потом задумался. — Это был такой странный опыт. Странные дни, столетия, но последние месяцы с тобой — лучшее, что могло приключиться на этом темном этапе жизни.
Сэм глубоко вдохнула, ей снова казалось что рядом с ангелом дышится легче. От него исходило слабое свечение, и Сэм провела пальцами по краю этого удивительного света.
— Ты сияешь, Михаэль.
Он поднял ее руку и прикоснулся к ней губами.
— Ты тоже всегда сияла.
— Я ощущаю себя так глупо. — Она отдернула руку и опустила ее вниз. — Я — единственный человек среди вас, к тому же не самый светлый после всех моих похождений. Я… — и Сэм в отчаянии махнула рукой. — Я сама все порчу.
— Ты напрасно боишься. — Произнес он, склоняясь к ней. — Мы с Габриэлем сможем вернуть тебя. Все действительно будет хорошо. Все закончится, Сэм, все темное и плохое.
Она не знала, как объяснить ему, что в ее человеческом сердце умещаются две любви: и к свету, и к тьме. Несмотря на то, что она разорвала связь с Дорианом, она продолжала любить его. В ней, как и во всяком человеке, было два начала, и каждое из них находило любовь на своей стороне. И эти две любви отлично уживались в одном существе. Когда-то она увидела во тьме что-то невозможное, контраст к тому, что окружало ее все время, и полюбила Нагару, сейчас — это была просто часть человеческой природы, принадлежать двум мирам одновременно. Она счастлива была находиться рядом с Михаэлем, ее сердце трепетало от радости, оттого, что она дышит с ним одним воздухом, но она не могла забыть, не могла вычеркнуть раз и навсегда из своей души Нагару, его голубые глаза, чернильное море и одиночество, темную красоту его сути. Ей нравилась его печаль, нравилось грустить о нем, нравилось блуждать в темном пространстве, неприкаянной и пустой, внутри него, она в нем, и он в ней. Сэм вздрогнула.
— Ты колеблешься? — В изумлении произнес он, всматриваясь в ее лицо.
— Не смотри на меня так, — она опустила глаза. — Это то, о чем я пыталась сказать тебе: я — человек.
— Мы изменим это. Мы освободим тебя. — Над его головой тоже был свет, словно нимб. Она и забыла совсем, как удивительно он выглядел.
— Ты не понимаешь. — Еле слышно произнесла она. — Я не уверена, что хочу.
— Ты хочешь остаться с ним?
— Нет. — Сэм покачала головой.
— Тогда с кем?
— Я хочу остаться человеком. — Произнесла вслух она свою самую крамольную мысль.
— Но если мы с Габриэлем заберем тьму из тебя, у тебя не останется другого выхода. — В его голосе зазвучала решимость.
— Не останется. — Согласилась Сэм. — Но ты ведь не сделаешь этого насильно.
— Насильно — нет. — Произнес он, но было видно, что эти слова дались ему с трудом. — Сэм, — он снова приблизил свое лицо к ее. — Ты ведь сказала, что не хочешь потерять меня.
— Если ты не отвернешься от меня, я и не потеряю. — Прошептала она, дотрагиваясь кончиками пальцев до его щеки. — Вам больше ничего не грозит. Тьма и свет снова разделены. Он будет уходить с первыми лучами солнца, а вы — улетать с последними. Вы никогда больше не столкнетесь друг с другом.
— А ты? — Он схватил ее руку и прижал к своей щеке.
— Он поймет меня.
— А как же ты?
Она посмотрела на него, словно на неразумного ребенка, который никак не мог понять простых вещей.
— Днем я смогу видеть вас, а ночью — их. — И если б он не читал в ее глазах столько любви, он бы не поверил словам, которые слышит.
— Мара, но что потом?
— Потом все то же, снова и снова, по кругу. — Она измученно улыбнулась ему.
— Но ради чего?
Мара положила голову ему на плечо и обняла его.
— Я люблю тебя, и Габриэля, и Фанни, и Нагару, и Дэниэла, и Билли… Я ни с кем не хочу расставаться навсегда.
— Но что, если они нарушат равновесие. Если убьют тебя, обратят, подчинят?
— Точно так же, как ты не позволишь детям света насильно сделать меня счастливой, также не позволит и он.
Мак поцеловал ее в макушку.
— Что ты творишь, Сэм…
Но она знала, что после этих слов он не станет ее останавливать.
— День начинается там, где ты идешь, Михаэль…
— Ночь отступает, услышав мои шаги. — Закончил он.
— Ты прочел?
— Да, прочел. Я буду приходить к тебе, Сэм, каждый день, и каждый день делать все, чтобы ты передумала.
