— Я должна. Какой другой выбор для меня существует? Я не могу присоединиться сейчас к Боевой Страже.
В ее голосе звучала унылая решительность, словно она выносила приговор самой себе. Рано на следующее утро она вновь позвала Амока. Он появился, мальчишески усмехаясь. Она обеими руками вцепилась в Посох Закона и уперла его в камень перед собой.
При первых лучах солнца, коснувшихся основания Меленкуриона, они начали свой поединок за доступ к Седьмому Завету.
В течение двух дней Высокий Лорд Елена прикладывала все усилия, чтобы вырвать у Амока необходимое название. На второй день сильная буря нависла на горизонте к юго-востоку, но она не стала приближаться к Расколотой Скале, и они почти не обращали на нее внимание. Пока Кавинант сидел, крутя кольцо на пальце, или без отдыха вышагивал возле противников, или блуждал, время от времени начиная что-то бормотать, пытаясь снять напряжение, она каждым вопросом, который могла придумать, испытывала Амока. Иногда она действовала методично, иногда интуитивно. Она разрабатывала серии детальных вопросов, а которые ему надо было отвечать только «да» или «нет». Затем заставляла его отвечать все подробней и подробней. Она вела его через многократное повторение известного чтобы вывести прямо к требуемому неизвестному. Она расставляла ему логические ловушки, пыталась запутать его в противоречиях.
Пыталась проникнуть в его мысли.
Это был словно бы поединок с лужей воды. Каждый удар и отражение встречного удара в ее вопросах встречалось им так, будто она хлопала по воде плоскостью клинка. Его ответы рассыпались брызгами после каждого вопроса. Но когда она прикладывала все усилия, чтобы попасть в точное определенное место, она проходила насквозь, не оставляя следа.
Изредка он позволял себе насмешливый ответный удар, но как правило он просто парировал ее вопросы со своей веселой уклончивостью. Ее тяжкий труд оставался безрезультатным. К заходу солнца она вся дрожала от расстройства, подавляя ярость и чувство голода. Чрезмерная прочность Расколотой Скалы, казалось, издевалась над ней.
Вечером Кавинант утешал ее, сообразно условиям своей сделки. Он ничего не говорил о собственных страхах и сомнениях, своей беспомощности, своей растущей уверенности в непроницаемости Амока; он вообще ничего не говорил о себе. Вместо этого он уделял как можно больше внимания ей, сконцентрировавшись на ней изо всех своих сил.
Но все его усилия не могли коснуться сути ее страдания. Она ощущала бессилие помочь бедам своей страны, и это было несчастьем, для которого не было утешения. Поздно ночью она приглушенно скрежетала зубами, будто стискивала их, сдерживая рыдания. А утром третьего дня тридцать второго с тех пор, как они оставили Ревлстон — она потеряла всякое терпение. Ее взгляд был голодным и пустым и выражал нежелание дальнейших усилий.
Кавинант приглушенно спросил, что теперь она собирается делать.
— Я буду взывать.
Ее голос был грубым, бичующим. Она выглядела хрупкой, словно скелет — лишь смелые ломкие кости, противостоящие тому, кто под прикрытием своей мальчишеской веселости был непокорен, как лавина.
Предчувствие, похожее на страх, говорило Кавинанту, что она была близка к нервному срыву. Если Амок не уступит ее мольбам, она может прибегнуть, как к последнему средству, к своей странной внутренней силе.
Насильственность силы этой способности пугала его. Он поймал себя на желании просить ее остановиться, оставить всякие попытки. Но, вспомнив о сделке, его мозг устремился за другими вариантами.
Он был согласен с ее убежденностью, что выполнение условия Амока должно быть доступно для них. Но полагал, что она все же не найдет его, она подходила к проблеме не с той стороны. Хотя, казалось, существует всего одна сторона. Пробираясь через вздор, засорявший его мысли, он пытался вообразить другие подходы. Пока он пытался нащупать в своих мыслях какую-нибудь спасительную интуитивную догадку, Высокий Лорд Елена снова стала собранной, обратив все внимание на стоящую перед ней задачу, и вызвала Амока. Юноша появился в тот же момент. Он поприветствовал ее изысканным поклоном и сказал:
— Высокий Лорд, какова на сегодня ваша воля? Отложим ли мы наше противоборство и будем петь вместе радостные песни?
— Амок, слушай меня. — Ее голос звучал угрожающе. Кавинанту слышались в нем нотки самобичевания. — Я не буду больше играть с тобой в эту игру в вопросы и ответы. — Тон выражал и достоинство, и отчаяние одновременно. — Несчастья Страны не допускают более отсрочки. Сейчас уже идет война — смерти и кровопролитие. Презирающий идет против всего того, что Высокий Лорд Кевин пытался сохранить, когда создавал свои Заветы. В такой ситуации требование выполнения его условий будет лишь ложной приверженностью к его намерениям. Амок, я прошу. Во имя Страны, проводи нас к Седьмому Завету.
Ее просьба, казалось, тронула его, и ответ был необычно серьезен.
— Высокий Лорд, я не могу. Я именно тот, кем создан быть. И если бы я предпринял попытку действовать как-то иначе, то просто перестал бы существовать.
— Тогда опиши нам дорогу так, чтобы мы могли пойти туда сами.
Амок покачал головой.
— И тогда я тоже перестал бы существовать.
На секунду она замерла, словно испытывая горечь поражения. Но в наступившем молчании ее плечи распрямились. Внезапно она взяла Посох Закона обеими руками и вытянула руки перед собой, удерживая его горизонтально.
— Амок, — приказала она, — положи руки на посох.
Юноша без дрожи смотрел в ее властное лицо. Но все же повиновался. Его руки спокойно легли между ее рук на изрезанное рунами дерево. Она издала высокий резкий вскрик. И тут же вдоль Посоха пробежало пламя, огонь охватил все дерево. Пламя окутало их руки, усилилось, словно сами пальцы загорелись в нем. Оно глухо гудело и источало неприятный аромат, подобный запаху насилия. — Кевином порожденный Амок! — воскликнула она сквозь гул. — Дорога и дверь к Седьмому Завету! Силой Посоха Закона — во имя Высокого Лорда Кевина, сына Лорика, создавшего тебя, — я заклинаю тебя. Скажи мне название могущества Седьмого Завета! Кавинант почувствовал мощь ее приказания. Хотя оно адресовалось не ему — хотя он не касался Посоха — он с усилием заставил себя сжать губы, чтобы не пытаться произнести названия, которого он не знал.
Но Амок не моргнул и глазом, его голос ясно прорезался сквозь гул пламени Посоха.
— Нет, Высокий Лорд. Я не поддаюсь принуждению. Вы не можете заставить меня.
— Клянусь Семью! — закричала она. — Я не потерплю, чтобы мне отказывали! — Она злилась, словно пыталась яростью подавить крик. — Меленкурион абафа! Скажи мне название! — Нет, — спокойно повторил Амок.
Она взбешенно вырвала Посох у него из рук. Пламя собралось в ком, поднялось, затем шумно исчезло в небе подобно грохоту грома.
Амок пожал плечами и исчез.
Долгое время Высокий Лорд стояла в шоке, не двигаясь, удивленно взирая на исчезновение Амока. Затем дрожь всколыхнула ее и она повернулась к Кавинанту, словно гора давила ей на плечи. Ее лицо было как пустыня. Она сделала два неуверенных шага и остановилась, чтобы опереться на Посох. Взгляд был пустым, вся ее сила была направлена внутрь, против самой себя.
— Не получилось, — с трудом выдохнула она. — Обрекла. — Страдание перекосило ее рот. — Я обрекла Страну.
Кавинанту было невыносимо видеть ее такой. Забывая о безрезультатности всех своих размышлений, он поспешил сказать:
— Все же должно быть еще что-то, что мы можем сделать.
Она ответила с ужасающим спокойствием. Деликатно, почти ласково, она сказала:
— Веришь ли ты в Белое Золото? Ты сможешь использовать его, чтобы выполнить условие Амока?
Голос ее был полон безумия. Но в следующее мгновение ее страсть вырвалась наружу. Изо всей силы
