Внезапно внимание Линден привлёк один из элохимов. Сначала она его не заметила: ни его чрезвычайно белая кожа, ни ряса цвета слоновой кости издалека ничем не выделяли его из толпы совершенных по красоте, причудливо одетых людей. Но когда он, с задумчивым видом прогуливаясь у подножия кургана, подошёл поближе, его глаза притянули взгляд Линден к себе, как магнит. Она взглянула на него — и мороз пробежал у неё по коже: он был первым из встреченных ею элохимов, избравший внешность… нищего, убогого — иначе не скажешь.
Он был сутул, словно сгорблен тяжёлыми испытаниями; руки его были тощими и до того слабыми и вялыми, словно не имели мускулатуры; кожу бороздили глубокие морщины; нечёсаные волосы ниспадали на плечи копной серебристой соломы. Его брови, щеки, уголки глаз — всё было изрезано следами глубоких переживаний, и на фоне жёлтых кругов у глаз морщины казались нарисованными чёрной краской. Все его движения были по-стариковски осторожны и медленны.
Он не обращал ни малейшего внимания, ни на гостей, ни на других элохимов. Будучи не в силах оторвать от него взгляда, Линден, наконец, отважилась спросить у Дафин:
— А это кто?
— А, — как бы между прочим ответила Дафин, пряча глаза, — это Финдейл Обречённый.
— Обречённый? Но что это означает?
Великаны и Ковенант тоже уже заметили странного элохима, и его внешность поразила их не меньше, так что они с нетерпением ожидали ответа.
— Ах, Солнцемудрая, на его плечах тяжёлая ноша — он обречён расплачиваться за нашу мудрость.
Нас, элохимов, объединяет одно: наше, умение видеть. Я уже говорила тебе об этом, когда объясняла суть поисков истины Рассвета. Именно это делает нас сильными и даёт уверенность в себе. Но я также говорила тебе, что подобные самоуглубления могут быть очень опасны. И вовсе не потому, что истина, открывшаяся одному, может быть сокрыта для других. Хотя именно в этом мы уязвимы. Но ни один из нас не может сказать другому: «Моя истина истиннее твоей», потому что рассудить нас не может ни одно существо на свете.
И всё же должны существовать некие критерии, потому-то мы так нуждаемся в носителях здравого смысла — Обречённых. Причём их функции постоянно изменяются в свете того, что требует насущный момент. В иные эпохи Обречённые призывают нас к самоуглублению, в иные, наоборот, — к объединению. Но в любую эпоху они платят за наши сомнения и нерешительность. Финдейл подвергает себя огромной опасности, сражаясь против гибели Земли.
Гибели? Линден содрогнулась. Как? Неужели Финдейл, как и Ковенант, принял на себя тяжесть расплаты за целый народ? И какова будет расплата? Что же известно элохимам и почему они до сих пор ничего не желают объяснить толком?
Что они знают о Презирающем? Не он ли случайно — пресловутая тень Чанта, с которой элохим так упорно борется?
Линден неотрывно следила за Финдейлом до тех пор, пока, словно по неслышимому сигналу, все элохимы не остановились и не повернулись лицом к центру.
— Солнцемудрая, — выдохнула Дафин. — Инфелис идёт. Элохимпир сейчас начнётся.
«Инфелис?» — повторила про себя Линден, но колокольчики не дали ответа.
Головы элохимов повернулись влево, и Линден, посмотрев в том же направлении, увидела высокую человеческую фигуру, стремительным шагом пересёкшую границу круга мёртвых вязов и почти взбежавшую на вершину кургана. Оглядев собравшихся, пришедший остановил свой взгляд на группе Поиска.
И только тут, когда фигура повернулась к ней лицом, Линден поняла, что это женщина. Её лицо и волосы светились как бы изнутри, словно гемма из драгоценного камня. Грациозная фигура была одета в нечто мерцающее, переливчатое, словно море в лунном свете, и во все стороны рассыпала блики и лучики, так как одеяние было густо усыпано драгоценными камнями. Сверкающий силуэт ярко вырисовывался на фоне чёрных деревьев и блеклого рядом с ним неба. Это и была Инфелис. Она возвышалась на вершине кургана, словно драгоценная корона, венчающая все чудеса Элемеснедена.
Прекрасные глаза, сверкающие величием, спокойно изучили лица гостей и остановились на Линден, которой понадобилось все её мужество, чтобы выдержать этот пронизывающий до глубины души испытующий взгляд. Ей вдруг захотелось пасть ниц перед этой светлой фигурой — подобному высшему существу можно было только так выразить свою покорность и смирение. Хоннинскрю опустился на колени, и остальные Великаны последовали его примеру.
Лишь один Ковенант остался стоять, словно изваяние из железной воли и непреклонности. Да и элохимы выразили своё уважение к Инфелис лишь почтительным молчанием. В наступившей тишине Линден слышала только перезвон колокольчиков, которые требовательно и настойчиво повторяли одну и ту же мелодию, словно давали ей какие-то наставления. Она собрала все силы, чтобы не поддаться властному очарованию взгляда этой удивительной женщины и не раствориться в трепете восхищения ею.
Наконец Инфелис отвела глаза (у Линден вырвался вздох облегчения) и, воздев руки над толпой соотечественников, голосом, звенящим, как горный хрусталь, провозгласила:
— Я пришла. Начнём.
Начало элохимпира было несколько неожиданным: небо вдруг в одно мгновение потемнело, словно в Элемеснедене наступила ночь — без звёзд и без Луны. Но свет был: мягкий, мерцающий — он шёл от Инфелис. В наступившем полумраке толпа элохимов ещё теснее сгрудилась у подножия кургана, словно переливающаяся всеми цветами радуги живая оправа для драгоценного камня, светящегося в середине. От каждого из них к простёртым рукам Инфелис потянулись тонкие световые лучики — рубиновые, изумрудные, аквамариновые и янтарные… Вскоре над курганом повисла изумительной красоты радуга. И тут налетел порыв ветра.
Он рванул рубашку Линден и пробежал по её волосам, словно ледяные пальцы призрака. Она протянула руку, чтобы ухватиться за Ковенанта, но каким-то необъяснимым образом вдруг оказалась совершенно одна. Был только полыхающий огнями курган и пронизывающий до костей ветер. Он дул с такой силой, что чуть не сбивал с ног. Тьма все сгущалась, а свет огней становился все ярче. Линден уже не могла понять, где стоят Великаны. Она не могла дотронуться ни до одного элохима, чтобы хоть как-то сориентироваться. Казалось, что Элемеснеден весь превратился в ветер и взвихрился вокруг кургана повинуясь одному- единственному слову, сказанному Инфелис.
Линден покачнулась под очередным порывом и, не удержан равновесия, упала, но землю словно выдуло из-под неё. Над ней, вокруг неё светились лишь чародейские огни элохимов. Беззвёздное небо превратилось в поток многоцветных искр, словно летевших из самого сердца Земли, и Линден, увлекаемая ветром, нырнула в него.
И её неуклюжее человеческое тело вдруг… воспарило над курганом. Он лежал теперь под ней, словно сгусток самой чёрной полуночи на дне огненной воронки. И она бестрепетно отдала себя на волю потоку сверкающих огней, которые сейчас казались ей колокольчиками, только изменившими, как и все в этой колдовской стране, свою форму, но не свою суть. А вихрь увлекал её все выше и выше.
Затем опять как-то незаметно ночь стала настоящей ночью, и в небе загорелись яркие звезды. Тогда в свете огней Линден увидела, что вместе с элохимами её, словно водяным смерчем, вынесло из гейзера, бьющего на известковом холме из источника Коварной, и продолжает поднимать вверх, к небу. Мэйдан мелькнул и растворился во мраке ночи, так как её уносило все выше. Лесное Кольцо на глазах сузилось, поглотило луг, и само вскоре исчезло, сдавленное Колючей Оправой. А смерч все рос и рос и возносил её к звёздам.
Линден забыла, что нужно дышать, она окончательно растерялась, она потеряла себя среди этих ослепительных огненных струй. И если она как-то осознавала себя, то лишь кусочком мрака, затянутым в сияющий смерч. Неосвещённая Земля съёжилась, пропала, и Линден утянуло в вечность Космоса.
Она растворилось в его величии, чувствуя себя не более чем тусклой пылинкой на фоне истинных драгоценностей — звёзд; вокруг и внутри неё разверзлись непостижимые бездны: леденящие, как окоченение, пустые, как сама смерть. Нет, нет ей места, такой ничтожной, под этими ошеломляющими своим величием небесами. Она была потрясена до глубины души и застонала в смертельном экстазе, словно настал последний миг её жизни. Внезапно огненная опора исчезла, Линден полетела лицом вниз на Землю и через какое-то время обнаружила, что лежит плашмя у кургана в Элемеснедене и плачет навзрыд, сама не зная почему.
