летели искры. Секунду подумав, он спросил:
— Что ты предлагаешь?
— Горгона пробила в Песчаной Стене огромную дыру. Сквозь неё мы попадём в пустыню и пойдём вдоль стены до ближайшей калитки, ведущей в порт. Её, конечно, охраняют, но надеюсь, что Касрейн сосредоточился на том, чтобы не выпустить вас из башни, а не на том, чтобы не впускать в город.
— Ну да, конечно, в городе ему труднее будет напасть на нас, — сощурилась Первая. — Годится. Пошли.
— Хорошо, — подхватил Ковенант. — Встретимся у стены. Или где-нибудь в городе. Если меня долго не будет, уходите за Рога и дожидайтесь меня там.
Первая, уже собравшаяся уходить, резко обернулась: — А ты куда собрался?
Звенящим от ярости и кипящего в нём яда голосом Ковенант ответил:
— Что толку сражаться со стражами, когда Касрейн ещё жив? Да он может утопить наш корабль, даже не высунув носа из своей башни. — Его глаза затуманились: как живые всплыли перед ним лица Идущего- За-Пеной, Триока и Лены в день обороны подкаменья Мифиль. И в ушах вновь зазвучали данные в тот день клятвы. Клятвы, которые он сдержал. — Я собираюсь обрушить эту чёртову башню ему на голову.
В те далёкие дни он ещё слабо разбирался в том, что такое дикая магия. Тогда он давал клятвы, не зная, чем владеет.
Теперь же все иначе: Линден овладела тишина; она глуха и слепа ко всему, а он, главный виновник её несчастья, исходит белым пламенем. Первая угрюмо кивнула, соглашаясь, и он бегом бросился к лестнице.
За ним, не секунды не раздумывая, устремился Бринн. Ковенант бросил на харучая пытливый взгляд: они вдвоём — против всей военной мощи Удерживающей Пески. И в то же время этих двоих более чем достаточно. Тем более что в своё время они уже сражались плечом к плечу против всего Ревелстоуна и победили.
Уже поднимаясь по ступенькам, Ковенант заметил рядом ещё одного человека — Финдейла, который, запыхавшись, прошептал:
— Не делай этого. Умоляю. Ты что, не только сумасшедший, а ещё и глухой?
Ковенанту очень хотелось отпихнуть элохима с дороги, как котёнка: его руки пламенели от ярости магии, — но он одёрнул себя. В скором времени у него будет куда лучший объект приложения сил. Обогнув Финдейла, он устремился вверх по лестнице, словно пылавший внутри огонь жёг ему пятки.
Лестница была очень длинной, но наконец и она кончилась, приведя их на запутанные задворки первого яруса. Кругом, похоже, никого не было. Все силы Удерживающей Пески были сосредоточены в другом месте. Разобраться в лабиринте коридоров было непросто. Зато рядом находился Бринн, который уверенно двинулся вперёд.
Грохот прекратился. Пол больше не дрожал. Но откуда-то издалека доносились сирены — протяжные тоскливые вопли, словно плач горгулий. Они выли, призывая Бхратхайрайнию к войне.
Прекрасно понимая, что, пока Касрейн-Круговрат жив, Поиску не вырваться из страны, Ковенант ускорил шаг.
Раньше, чем он сам этого ожидал, путаница коридоров закончилась, и Ковенант, словно язык белого пламени, ворвался в кордегардию.
Все её внутреннее пространство было запружено стражами и солдатами.
Тут же раздалась команда к атаке, разбудившая под потолком гулкое эхо. Основные силы были сосредоточены у ворот, чтобы не дать пленникам уйти. Издалека казалось, что там скопилась туча копошащихся насекомых. Зал был погружён в полумрак, так как уже наступила ночь, и освещался лишь факелами в руках нескольких стражей, но они были слишком тусклыми источниками света для столь огромного помещения. Услышав команду, солдаты бросились навстречу пришедшим.
Не обращая на них внимания, Бринн скользнул к ближайшей ведущей наверх лестнице. Подгоняемый дикой магией Ковенант рванул за ним. А вслед за ними, словно на крыльях из воздуха, летел Финдейл.
В ответ на команду наверху загремели шаги хастинов, бегущих вниз со второго яруса. Очевидно, десятки их дожидались в засаде, чтобы захватить противника в клещи. Когда они поняли, что три жалких человечка вместо того, чтобы бежать от них со всех ног, продолжают двигаться им навстречу, на их звериных мордах отразилось крайнее недоумение.
Бринн, не теряя ни секунды, опрокинул одного, перебросил через плечо второго, а у третьего отобрал копьё. А затем Ковенант смел остальных с лестницы языком пламени.
Обернувшись лишь для того, чтобы швырнуть трофейное копьё, харучай устремился наверх.
На втором ярусе было темнее. Те, кто затаились тут в засаде, не хотели выдавать своего присутствия светом факелов, но магия Ковенанта, сиявшая как путеводная звезда, высветила их всех. И с каждым шагом его сила росла. Яд и пламя гнали его вперёд, словно он был лишён собственной воли и права выбора. Здесь солдат и хастинов было уже слишком много, чтобы Бринн мог с ними сразиться без особых потерь. Ковенант подозвал его и, создав вокруг них обоих огненный щит, пошёл вперёд. По полу за ними тянулась полоса оплавленного камня. Нападающие, будучи не в силах добраться до объятого пламенем врага, стали метать копья, но дикая магия разбивала их в щепы.
По всей башне разносились вопли сирен; множась, отдаваясь эхом в каменных залах и переходах, они казались улюлюканьем на травле проклятых. Но Ковенант не обращал на них внимания. Защищённый пламенем, он достиг лестницы, ведущей в сокровищницу.
Здесь, как обычно, всё было ярко освещено. Но не было видно ни одного солдата. Возможно, кемпер просто не ожидал, что его враги смогут добраться до этого яруса. А может быть, он не хотел устраивать здесь баталий, чтобы не подвергать уникальные сокровища, собранные за много веков, риску уничтожения. На вершине лестницы Ковенант приостановился, собрал пламя в большой пучок и пустил его вниз, чтобы несколько охладить пыл преследователей, а затем вновь поспешил за Бринном, ведущим его по лабиринту выставочных залов к Касрейну. Они вихрем взлетели по спиральной лестнице и огненным смерчем ворвались в тронный зал.
Здесь тоже горели все огни. И все рефлекторы канделябров и светильников были по обыкновению нацелены на Благодать, словно все ещё пытались доказать, что трон гаддхи и его роль в судьбе Бхратхайрайнии — не пустое место. Но в Величии не оказалось ни одного стража — по-видимому, Касрейн разослал их на другие посты. Ковенант ринулся вперёд, подстёгиваемый ревущим в нём пламенем и неумолчным улюлюканьем сирен. Финдейл неотступно следовал за Неверящим и Бринном, словно голос совести, но они, не обращая на него внимания, уже ворвались в потайную дверь за троном и устремились вверх по лестнице, в личные покои кемпера.
Подъем был долог, но дикая магия придавала Ковенанту силы, и он сам не заметил, как одолел тугую спираль зажатой в каменном колодце лестницы: ему казалось, что он дышит огнём; как болид освещая темноту шахты, он одним махом взлетел на самый верх. В затылок ему выли сирены, и откуда-то снизу доносился топот хастинов, ползущих наверх с той скоростью, которую позволяли развить узкий проход и крутые ступеньки. Но Ковенант двигался настолько стремительно, что никакая погоня не могла за ним угнаться. Он чувствовал в себе такой подъем сил и заряд энергии, что в эту минуту безбоязненно шагнул бы в центр Рока горгон, зная, что это ему нисколько не повредит.
Но, несмотря на сверхвозбуждение и биение в голове дикой магии, разум его оставался ясен. Касрейн был очень умелым магом. Он удерживал свою власть в этой стране в течение нескольких столетий. Если Ковенант своевременно не выставит против бегущих за ним стражей защиту, не исключено, что ему придётся убить их всех. От подобной мысли у него мороз пробежал по коже. Когда все это закончится, сможет ли его совесть примириться с таким количеством пролитой им крови?
Войдя в будуар, в котором леди Алиф тщетно пыталась его соблазнить, Ковенант загнал всю свою силу внутрь себя, оставив лишь слабое свечение вокруг кольца. От этого усилия у него голова пошла кругом, но он, стиснув зубы, вытерпел столь тягостное для него головокружение. Однако он чувствовал, что удержать силу в себе ему удастся недолго — слишком велика была его ярость. Он отстранил Бринна и стал подниматься по ажурной металлической лесенке в башню Касрейна.
Харучай, поняв, что ему приказывают остаться здесь, в изумлении воззрился на юр-Лорда, но тот лишь процедил сквозь зубы, изо всех сил сдерживая бушующее в нём пламя:
— Это только моё дело. Ты всё равно не сможешь мне помочь. А я не хочу рисковать твоей жизнью. Ты
