Константин Иванович сказал:
– Есть у меня один человек, с которым мы столько дел совершили во благо Родины, что… – он покачал головой. – Короче, я ему верю как самому себе.
Богодановский с интересом слушал и молчал, ожидая услышать, что придумал его приятель.
– Этот человек, сирота, прошедший афганское пекло, сохранил стержень настоящего бойца, преданного Родине и своим друзьям. Так сложилась его судьба, что ему, чтобы выжить, пришлось сказаться погибшим. Имеется весьма ограниченный круг лиц, кто знает, что он остался жив, и в этот круг враги не входят, – Богомолов сделал паузу и хитро взглянул на приятеля.
– Спасибо, что продолжаешь числить меня в своих друзьях, – в голосе Богодановского не было иронии: простая констатация факта, но и ощущалась какая-то усталость.
– Что, тяжко? – участливо спросил Богомолов.
– Честно?
– Я всегда люблю честно, – заметил Константин Иванович.
Надоело все! – зло произнес генерал, что ему совершенно не было свойственно. – Понимаешь, в восемь прихожу и только к одиннадцати домой возвращаюсь, и так каждый день. Я уж начал забывать, как жена выглядит. Пашешь, пашешь, а тебя еще и отчитывают, как школьника. Эх! – он обреченно взмахнул рукой.
– Ну, коль скоро у тебя такое настроение… – осторожно начал Богомолов. – Поначалу не хотел говорить, зная, насколько ты любишь свою работу, свое детище…
– Чего уж там, – Богодановский даже не напрягся, словно предчувствуя, что скажет его друг, – давай, руби! Снимают, что ли? В отставку отправляют?
– Ну зачем так пессимистично? – улыбнулся Константин Иванович. – Только прошу тебя учесть, что то, что ты сейчас услышишь, существует пока только в проекте, но этот проект либо самостоятельно возник в умах некоторых политиков, либо кто-то из недоброжелателей со стороны вложил в их голову. Так что ты ничего не знаешь, понял?
– С полуслова, – заверил Богодановский.
– Короче говоря, есть такое мнение, что твое детище нужно расформировать… – Богомолов проговорил эту фразу, словно выдохнул. – Есть упорное желание некоторых выпендренцев передать функции твоего департамента Генеральной прокуратуре. Думаю, что на подготовку этого проекта уйдет с полгода, как минимум.
– А со мной как, за борт? – безо всяких эмоций спросил Олег Константинович.
Господи, да что с тобой происходит, друг мой? – всерьез начал злиться Богомолов. – Откуда такой пессимизм? Ты боевой генерал или где?
– Вроде труса никогда не праздновал, – с некоторой обидой заметил тот.
– Не говори мне прописные истины! Ты прекрасно знаешь, что твоя работа высоко ценится и Правительством, и Президентом, а потому, чтобы тебя это расформирование совсем не коснулось никаким боком, тебя решено перевести с повышением на другую работу…
– Какую? – напрягся Богодановский.
– Ты возглавишь целую службу, но какую – пока не скажу! Точной уверенности нет, а высказывать свои предположения не хочу! – пояснил Богомолов. – Так что мы с тобой еще повоюем!
– С тобой хоть в разведку! – серьезно проговорил Олег Константинович.
– Знаешь, приятель, я никогда в тебе не сомневался, – искренне проговорил Богомолов. – И пока ты возглавляешь Департамент собственной безопасности МВД, тебе первому сообщаю о подробностях самоубийства дежурного офицера ГУВД, о котором тебе наверняка уже известно.
– Если ты имеешь в виду Дмитрия Скворцова, то там же вроде бы все ясно: накопилось у парня много негативных жизненных проблем, невесту потерял, лучшего друга, вот и решил свести счеты со своей жизнью, – Богодановский недоуменно пожал плечами. – Или я чего-то не знаю?
– А ты послушай! – Богомолов достал из кармана диктофон, поставил перед генералом. – Эту запись сделал человек, о котором я тебе сказал в самом начале разговора.
– Который официально не числится в списках живых?
– Вот именно, – Богомолов включил запись.
Олег Константинович внимательно прослушал запись, и его стального цвета глаза недовольно прищурились.
– Не понимаю! – тихо произнес он, но сказал с таким выражением, что показалось, прокричал эту фразу. – Как он мог жить с таким грузом вины?
– Жил, как видишь, – вздохнул Константин Иванович. – Не знаю, стоит ли отдать эту запись Сковаленко?
– Знаешь, Константин, – немного подумав, сказал Богодановский. – У этого подонка нет близких, которые могли бы всплакнуть о нем: родители умерли, братьев и сестер нет, невеста погибла, так что к нему жалости нет ни с какой стороны, а вот о живых подумать нужно. Стоит ли добавлять проблем Сковаленко? У него и так их хватает. Этот подонок, хоть и поздно, сам наказал себя, так что, мне кажется, «Умер Максим, ну и фиг с ним!».
– Я рад, что мы думаем одинаково, – удовлетворенно кивнул Богомолов.
А парень-то твой каков! – с восхищением воскликнул Олег Константинович. – Как лихо, хотя и несколько жестко, он подвел черту под его жизнью! Судя по всему, именно ты выделил его в помощь Сковаленко, чтобы он разобрался с этими злополучными миллионами?
– Мы делаем одно дело: нужно помогать друг другу. – неопределенно ответил Богомолов.
– Как-нибудь познакомь с твоим героем: очень уж он пришелся мне по душе: толковый парень, умный.
Богомолов с удивлением посмотрел на приятеля: Богодановский был очень скуп на комплименты, а тут такие слова в адрес совсем незнакомого ему человека.
– Познакомлю, обязательно познакомлю, – заверил генерал ФСБ и вдруг задумчиво спросил: – Помнишь, когда я еще возглавлял Управление ФСБ, ты просил меня пристроить одного твоего протеже, хорошо проявившего себя в Буденновске? Если мне не изменяет память, его фамилия Доротин Валентин.
– Что, нашел ему хорошую работу?
– Да так, есть одна мыслишка, – неопределенно протянул Богомолов.
– Опоздал ты, приятель: его подобрало к себе одно из ваших подразделений. В «Альфе» он сейчас, а что ты хотел ему предложить? – заинтересовался Богодановский.
– Сам говоришь, что он уже пристроен, – улыбнулся Константин Иванович.
– Ну, если ты заговорил о нем, то вдруг возьмешь его к себе, в президентскую команду.
Доротин же стал моим родственником: женился на моей племяннице.
– Теперь понятен твой интерес в его благоустройстве, – подмигнул Богомолов.
– Когда я тебя просил за него, он даже не был знаком с моей племянницей, – недовольно заметил тот.
– Господи, да шучу я, шучу! Не обижайся, ради Бога! – замахал руками Богомолов.
– Я и не обижаюсь. Может, скажешь наконец, откуда вдруг такой интерес к моему протеже через столько времени? Ты же никогда ничего просто так не спрашиваешь.
– Ты прав, интерес имеется, и появился он после того, как я узнал о предстоящем расформировании твоей структуры.
– Не понимаю, какая связь между расформированием нашего департамента и интересом к моему теперь уже родственнику? – удивился Богодановский.
– То, что ты сейчас услышишь, знают пока только два человека: один там, – Богомолов указал . глазами вверх, – другой человек – я. Сейчас будет третий человек, это ты.
– Если все столь засекречено, то подумай, стоит ли меня посвящать в это?
– Никак ты испугался? – подколол Константин Иванович.
Я никогда никого и ничего не боялся и бояться не собираюсь, – спокойно произнес Олег Константинович, – просто я отношусь к той категории людей, у которых любопытство проявляется только тогда, когда это начинает касаться либо лично меня, либо моих родных, либо дела, которым я занимаюсь. Излишняя информация не всегда приносит пользу. А уж если она исходит от такого человека, каким
