– А что ему остается делать? – действительно вступился Савелий. – У него директивы, бумажки, отчетность, а вы приказываете все нарушить. Как ему поступать в таком случае? Вас ослушаться, навлечь гнев старшего по званию, нарушить инструкции: получить от вас же нагоняй за это… Куда крестьянину податься?
– Ладно, считайте, убедили старика… законник! – по-доброму улыбнулся Сковаленко. – Жалко, что вы не в моей команде работаете…
– У вас и без меня достаточно толковых ребят, – заверил Бешеный.
– Но такого, как вы, нет!
– Будут! – твердо заверил Савелий. – Поверьте, появятся даже лучше!
– Пока травка подрастет, лошадка та умрет!
– Шекспир, конечно, был умным писателем, но мне кажется, что пройдет совсем немного времени, и Россия воспрянет и снова станет великой державой, и у нее появятся новые молодые специалисты, которые будут лучше нас и умнее.
– Откуда такая уверенность?
– По-другому, как говорится, и быть не может! – твердо произнес Савелий.
– Господи, как же вы напоминаете меня в молодости, – ностальгически произнес генерал и глубоко вздохнул: – Сейчас бы мне ваши годы…
– В любом возрасте есть свои плюсы и минусы, – пожал плечами Савелий.
– Но мне бы очень хотелось дожить до того времени, когда, как вы говорите, Россия снова станет великой державой!
– Доживете, верьте мне!
– Скорее бы сбылись ваши предсказания… – со вздохом покачал головой генерал и добавил: – Ваши слова бы да Богу в уши…
Глава 11
ПРИЯТНАЯ ВСТРЕЧА
Сиплый нежился в огромной джакузи под ласками двух проституток, постанывая от удовольствия, когда к нему заглянул телохранитель и молча остановился перед ним. Как у всех людей, имеющих какие-то отклонения в физическом плане, характер у Сиплого был просто невыносимым: он мог взорваться по любому поводу. Особенно в те моменты, когда он, по его собственному выражению, «ублажал свое тело перед будущими победами». Темноволосая длинноногая девица массажировала его тощие телеса, а блондинка слизывала с его лица капельки пота.
Несколько минут телохранитель терпеливо ожидал, когда его хозяин обратит на него внимание.
Наконец Сиплый увидел его, недовольно скривился и хмуро бросил:
– Чего тебе, Фиксатый? – эта фраза, процеженная сквозь зубы без аппарата, могла вызвать смех у любого человека, впервые сталкивающегося с Сиплым: его голос был похож на тот, каким разговаривают лилипуты. Однако телохранитель даже не улыбнулся.
– К тебе Толик-Монгол ломится… – прохрипел он в ответ, на миг сверкнув золотой фиксой.
В недалеком прошлом этот хрипатый телохранитель был неплохим музыкантом: он не только отлично играл на саксофоне, но при этом хорошо пел и подавал серьезные надежды как эстрадный исполнитель. Но однажды, сильно простудившись, он, вопреки предупреждениям врача, был вынужден поехать на вечеринку, чтобы не упустить хороший заработок. Он весь вечер играл на саксофоне, пил водку и пел песни. Связки не выдержали, и, несмотря на все усилия врачей отоларингологов, он не только перестал петь, но и навсегда охрип.
Врачи предупредили: если он не хочет навсегда потерять даже такой, хриплый, голос, то должен вообще не только забыть про саксофон, но и про пение. Пришлось смириться, а чтобы совсем не потерять любимое дело, стал осваивать клавишные инструменты. Но тут всплыли старые финансовые махинации с левыми концертами. И, несмотря на все старания адвокатов, отвертеться не удалось, и несостоявшемуся музыканту пришлось на семь лет отправиться в места не столь отдаленные.
За колючей проволокой зоны жалости нет ни у кого и ни для кого! Едва прознав, что с ними сидит бывший певец и музыкант, ему тут же предлагают попеть блатные песни, чтобы потешить сидельцев. Попробуй откажи!
«Ты чего, бля, братву, значит, не уважаешь? Всякой шелупони на воле пел, а здесь не хочешь? С Пугачихой на пуховых перинах трахался! Шептал ей про любовь и песни напевал, а здесь западло, значит? Может, тебе лучше Филе на ухо напевать? Ах ты, козел безрогий!»
Это самое мягкое, что мог услышать человек с подобными способностями в случае отказа.
Там, за колючкой, все озлоблены, всякий считает себя безвинно пострадавшим: все обострено столь сильно, что любая, даже самая незначительная, оговорка вызывает такую бурную реакцию у любого сидельца, словно каждому из них нанесли кровную обиду. Короче говоря, дай только повод – отметелят от всей души. И тот, кто допустил косяк, может считать, что ему еще несказанно повезло, если бедняга просто окажется на больничной койке и сможет вообще когда-нибудь оклематься.
Конечно же, неудавшемуся музыканту приходилось петь, несмотря на категоричные запреты эскулапов: тут уже не до сохранения голоса, живым бы остаться.
Раз попел, два попел, и вскоре его речь можно было различать с большим трудом. Наверняка сбылись бы предсказания врачей, если бы на зону вскоре не пришел Сиплый, который, имея почти такой же дефект с горлом, пожалел бедолагу и взял парня под свою защиту.
Нужно заметить, что на зоне, как правило, быстрее всего сходятся те заключенные, которые имеют что-то общее между собой: например, жили в прошлом в одном городе, имели одинаковое увлечение на свободе, одной национальности, одни недуги. Такие сидельцы образовывают даже в тюрьме, во время следствия, семьи. Члены такой семьи питаются вместе, делятся получаемыми с воли продуктами, защищают друг друга.
Так сошлись и герои нашего повествования: один – сиплый, другой – хриплый.
Поначалу хрипатого певца все так и звали – Музыкант, но когда у него, от «хорошего питания», раскрошился зуб и местный умелец сварганил ему фиксу из рандолевого металла, Сиплый резонно решил, что человек с кличкой Музыкант должен петь и играть, а коль скоро не может, пусть будет Фиксатым…
– Ломится? – с недовольным прищуром переспросил Сиплый своего давнего телохранителя.
– Говорит, срочно нужно побазарить с тобой, босс! – пояснил Фиксатый.
– Ладно, зови его сюда! – Сиплый повернулся к девицам: – Идите-ка, лярвы, в спальню…
– И сколько тебя ждать, милый? – томно спросила пышненькая блондинка.
Проведя наманикюренным пальчиком по его щеке, она попыталась прижаться к нему своими прелестями.
– Отвали! – угрюмо отмахнулся Сиплый. – Сколько нужно, столько и будешь ждать: деньги-то все равно капают! – он хлопнул ее по заднице и мерзко хихикнул.
Когда девицы, нисколько не стесняясь Фиксатого, бесстыдно выскользнули за дверь, Сиплый дотянулся до аппарата и нацепил его на шею и только потом накинул на себя махровый халат с капюшоном.
– Чего тебе, Монгол? – спросил Сиплый, когда тот вошел в гостиную.
– Базар есть… – буркнул тот в ответ.
– Так срочно, что нельзя было подождать, пока я расслабляюсь и ублажаю свое тело перед будущими победами? – Сиплый гордо выпрямил спину.
– Поверь, Сиплый, не стал бы портить тебе удовольствие, – понимающе вздохнул Толик-Монгол, – но дело у меня срочное… Понимаешь, менты поганые моего братишку приняли, – угрюмо добавил он.
– За что? – встрепенулся Сиплый, мгновенно сообразив, что арест брата Толика-Монгола может сулить большие неприятности: парень многое знал о делах их Академии.
– По бакланке взяли, да к тому же он еще и сопротивление при аресте оказал…
Бакланка, конечно, говно, а вот второе – гнилое дело: менты не любят, когда им морды бьют… – задумчиво проговорил Сиплый. – Однако парня по-любому нужно вытаскивать: хороший пацан, нашенский… – он недовольно поморщился. – Где сидит? В Бутырке или на Матросской?
– В КПЗ пока, в Центральном округе… – Толик-Монгол так стиснул зубы, что они скрипнули. – Говорил же ему: стерпи, коль меня нет рядом. Потом разберемся и накажем, бля! – Толик-Монгол зло сплюнул. –
