мужчине.
— Сирота? Вы хотите сказать, с раннего детства? — Старик, похоже, заволновался.
— С двух лет.
— И никого из родных?
— Никого! — Савелий горестно вздохнул.
— Как же вы выжили?
— Так и выжил… Можно задать вам еще один нескромный вопрос?
— Знаете, молодой человек, я столько повидал на своем веку, что для меня уже не существует нескромных вопросов, только нескромные люди. Спрашивайте, но с одним условием: не обижайтесь, если не отвечу.
— Собственно говоря, он не такой уж нескромный… Вот высказали, что столько прожили, но зачем же тогда решились на операцию, которая…
Мужчина грустно закончил сам: — Которая нужна скорее молодым, вернее, молодящимся людям, нежели такому старому пню, как я? Что ж, вы весьма наблюдательны. Для подобной операции я действительно слишком стар… — Он замолчал.
Савелию не хотелось его торопить, он даже пожалел, что задал свой вопрос, по всей видимости задев человека за живое.
— Извините, если я оказался бестактным. Я не хотел. — Савелий смущенно встал, собираясь уйти, но старик вдруг снова остановил его:
— Подождите, молодой человек…
— Меня Сергеем зовут! — выпалил вдруг Савелий первое пришедшее на ум имя.
— Сергей? — воскликнул тот. — Надо же! Так звали моего сына!
— Звали?
— Да, он по… умер. — Видимо, старик хотел сказать «погиб», но передумал. Он еще немного помолчал, что-то вспоминая, потом грустно произнес: — Вы почему-то располагаете к себе, вызываете доверие…
— А может быть, у вас сейчас «дорожный синдром»? — улыбнулся Савелий.
— «Дорожный синдром»? — переспросил тот.
— Бывает, встретятся двое в поезде и волейневолей проводят время вместе. Знакомство, разговоры, постепенно переходящие в доверительные… Оба знают, что никогда больше не увидятся, и потому рассказывают о себе то, о чем никогда и никому бы не рассказали.
— Интересно! Мне как-то и в голову не приходило такое. — Старик покачал головой. — Нет, в данном случае это не так. У меня достаточно опыта, чтобы разбираться в людях.
— А как вас зовут? — прервал его Савелий.
— Меня зовут… ну, называйте меня Григорием. Думаю, что и вы вряд ли назвались своим настоящим именем. Не отрицайте… — Он печально вздохнул. — А на ваш вопрос я все-таки отвечу… Может, вы и правы по поводу «дорожного синдрома» и мне действительно хочется с кем-то поделиться, но… — Даже сквозь бинты было заметно, как он поморщился.
— Черт, все время забываю, что мимика в теперешнем моем состоянии доставляет боль… Да, с одной стороны неплохо бы облегчить душу, но с другой — ни к чему подвергать опасности даже незнакомого человека. — Он вдруг бодро поднялся с кровати, подошел к окну, открыл форточку и повернулся к Савелию: — Не возражаете, если я закурю?
— Ради Бога!
Савелий внимательно наблюдал, как Григорий взял с подоконника пачку «Явы», лежавшую рядом с шахматной доской, вытащил дрожащими пальцами сигарету, прикурил и глубоко затянулся. Савелий про себя порадовался, — теперь будет с кем коротать время за шахматами, но тут же спохватился: этому мужчине сейчас очень тяжко, так тяжко, что он готов поделиться своими проблемами даже с посторонним, несмотря на известную долю риска. Интересно, пойдет он на это или передумает?
— Нет, ни к чему подставлять кого бы то ни было! — тихо произнес Григорий. Он словно ответил на незаданный вопрос собеседника. — Достаточно, что я сам живу в постоянном страхе… — Он не договорил и резко повернулся к Савелию: — Прошу вас, забудьте все, что здесь услышали! Это старческий маразм! Оставьте меня! — Он прикоснулся левой рукой ко лбу, и Савелий заметил, что на ней не хватает мизинца. В этот момент в палату заглянула медсестра.
— Разрешите? — Она пошире распахнула дверь. Сзади виднелся столик на колесиках.
— О, Лидочка, входите! — обрадовался Григорий. — Вы как нельзя кстати: здорово побаливает! Но почему вы снова дежурите? Должна же быть Зиночка…
— У нее сегодня зачеты в медицинском, вот я ее и подменяю, — пояснила девушка.
— А не тяжело после ночи-то? — Вопрос старика прозвучал настолько двусмысленно, что девушка смутилась.
— Я пошел? — полувопросительно произнес Савелий.
— Подождите, Сидоров! — Лидочка говорила деланно строгим тоном, но в глазах ее светилась благодарность. Она повернулась к хозяину палаты.
— Товарищ Иванов, не будете возражать, если я прямо здесь уколю и вашего собеседника? Очень уж не хочется возвращаться.
— Что ж с вами поделаешь, красавица вы наша? Валяйте, если Сергей не застесняется старика. — Он усмехнулся, в душе радуясь, что так вовремя появилась медсестра и прервала их тяжелую беседу.
— О чем речь! — весело воскликнул Савелий. — Штаны скидывать?
— Нет, вам, как и Иванову, в руку. — Девушка почему-то смутилась.
— Ишь, размечтался! — Старик неожиданно рассмеялся. — Увидел красивую девчонку и тут же: «Штаны скидывать?»
— А как же! — Савелий решил поддержать шутку. — Чего резину-то тянуть!
— С кого начнешь, сестричка? — спросил Григорий.
— Конечно, с вас! — Она разорвала упаковку разового шприца и быстро сделала укол.
Савелий уже обнажился по пояс, и вдруг увидел, как Григорий любопытным взглядом скользнул по его наколке. Он чертыхнулся про себя, но не подал виду и тут же повернулся, словно решив подставить другую руку для укола. Он не заметил, что старик внимательно рассматривает шрам от ранения на спине: Савелий совсем забыл о нем. Сейчас он думал о наколке, которая вполне могла в будущем его выдать.
— Спасибо, Лидочка! Пойду, пожалуй, к себе: скоро обед начнут разносить! — Он быстро надел майку и вышел.
Как же он мог упустить из виду наколку? Конечно, такие есть почти у каждого воздушного десантника, побывавшего в Афганистане, но удлиненный ромб… Это знак посвящения, и избавиться от него, если верить Учителю, невозможно: он сохранится на всю жизнь, а после смерти исчезнет сам собой.
Погоди так волноваться, Савелий! Попытайся вспомнить, кто видел эту наколку из тех, кто тебе может навредить! Видела та проститутка, которая помогла ему после смерти Наташи, но она не в счет: вряд ли когда-нибудь пересекутся их пути. Видели зрители в клубе «Виктория». Впрочем, едва ли кто-нибудь из них обратил внимание на наколку, да и тщательно рассмотреть ее ни у кого не было возможности. Конечно, там присутствовал Красавчик-Стив, так что известный риск имеется, но стоит ли так волноваться? Остальные, слава Богу, уже никому не причинят вреда.
Теперь заграница… Савелий задумался, но ничего такого не вспомнил. Он даже облегченно вздохнул, но в тот же момент у него выступила испарина на лбу: Гюли! Она-то уж досконально рассмотрела наколку. И еще Лана! Сердце Савелия учащенно забилось. Лана предала его и укатила с Григорием Марковичем. Наверняка она была его любовницей.
Савелий напряженно стал вспоминать их краткую, как молния, любовь. Любовь? С его стороны — да! А с ее? Неужели можно было так притворяться? Он горестно поморщился. Нет, не мог он так сильно ошибаться в человеке, не мог! Тем более что она стреляла в него по приказу Григория Марковича. Она не хотела его убивать! Она же видела, что после выстрела не было крови, не могла не видеть!
Тут в палату вбежала встревоженная Лидочка:
— Тебя срочно просит зайти Иванов!
— Что с ним? — Савелий сразу вскочил с кровати.
— Не знаю! К нему сейчас приходили двое каких-то мужчин, вроде навестить. Потом они пошли к
