комнатной антенны! — Он восхищенно покачал головой. — Умеют черти делать, не то что наши! Блоху могем подковать, в космос летаем, а как массовое что-то для себя же состряпать, так телега телегой: мол, и так сойдет! Ты вроде ученый, объясни мне, глупому, как такое получается?
— Про монополию слышал?
— Это когда один загреб все в свои руки и что хочет, то и творит? Но при чем здесь наш народ? — удивился Мука.
— Очень даже при чем! У нас ведь та же самая монополия, только государственная. Все выпускается по принципу: «Давай как можно больше, черт с ним, с качеством, все равно возьмут, никуда не денутся, другого просто нет». Так бы все и шло, но сейчас, когда появилась конкуренция в торговле и потек товар с Запада, народ сообразил, что лучше взять дороже, красивее и добротнее, чем дешевле, но хуже. Вот и начали наши заводы и фабрики, те, что не сумели вовремя перестроиться, прогорать. Одним словом, конкуренция!
— А что ж вы раньше-то думали?
— Да разве кто слушал? — Волошин тяжело вздохнул и махнул рукой: что переливать из пустого в порожнее.
— А сейчас, значит, все хорошо, так, что ли, по-твоему? — Мукасей, похоже, начал злиться. — Старики, старухи, пахавшие всю жизнь да горбатившиеся на эту поганую власть, сейчас с голоду пухнут! Пенсия восемьдесят-сто тыщ, а в газетах пишут: не меньше трехсот пятидесяти только на продукты потребно! А эти суки знай себе жируют да дачи с квартирами отроют, а сколько денег на войну в Чечне вбухивается? Мне бы ноги, автомат да пару жизней: всех бы этих блядей перещелкал! — Он смачно сплюнул на пол.
— Ну, перещелкал, пришли бы другие, возможно, и того хуже! Тогда что? — хмыкнул Волошин.
— А я поэтому и говорил о двух жизнях: за одних меня бы расстреляли, а вторую я б потратил на следующих. Глядишь, постепенно и приучились бы об народе думать. — Он лукаво усмехнулся.
— А вы стратег, — покачал головой Волошин.
В этот момент дверь распахнулась, и на пороге показался невысокий пожилой мужичок туберкулезного вида. Из-за его спины выглядывал здоровенный угрюмый детина.
— Привет, Мука! — произнес первый, покашливая.
— Привет, братан!
— Ну, как подопечный?
— Вроде нормально? Скучать не даем — телевизор купил, сейчас умные базары вели. Спроси вот сам! — Мукасей кивнул на Волошина.
— На что-нибудь жалуетесь, Валентин Владимирович? Или просьбы какие есть?
— Разве я имею право на что-нибудь жаловаться? — сердито откликнулся Волошин. Он моментально сообразил, что здесь все зависит от этого человека.
— У всех людей есть права, даже у мертвых, — холодно проговорил Мабуту.
— Разрешите узнать, какие же?
— Быть похороненными! — Мабуту громко рассмеялся своей шутке.
— Может быть, вы мне объясните? — несмотря на то что тот правильно назвал его имя-отчество, Волошин все еще надеялся, что произошло какое-то недоразумение.
— Спрашивайте, может, и объясню!
— По какому праву… — начал было Волошин, но тут же осекся. — Господи, о чем я? Короче говоря, зачем я вам нужен?
— Лично мне вы абсолютно не нужны! — ответил Мабуту.
— Тогда зачем вы меня здесь держите?
— Вы нужны другим людям, и даже очень.
— Выходит, вы выполняете чье-то задание? Сколько же вам заплатили?
— У вас столько наверняка нет, не было, а самое главное — никогда не будет? — хмыкнул бандит. — Ладно, поговорили и хватит! — Он повернулся к Муке: — Как его рожа-то?
— Это не ко мне. Сейчас Зинку позову. — Мукасей сделал один прыжок, но друг его остановил:
— Не суетись, братан. Фома, сбегай-ка за хозяюшкой!
— Момент, шеф! — Тот мгновенно скрылся за дверью.
— Откуда вы знаете, что я не располагаю такими деньгами? — не унимался Волошин.
— Слушай, заглохни, мужик! — рявкнул Мабуту. — Заговоришь, когда спросят, ясно?
— Вполне.
— Здравствуй, Зинуля! — весело обернулся Мабуту навстречу женщине.
— И ты здравствуй! — Она крепко, по-мужски пожала ему руку.
— Как твой пациент, доктор? Скоро ли рожа превратится в лицо?
— Еще пару дней, не меньше. Аль быстрее надо?
— Нет-нет, вполне устраивает! Чем-нибудь помочь? — поинтересовался Мабуту.
— Господи, вы и так столько всего навезли, что даже неловко как-то! — Зина покачала головой.
— Сколько могли, столько и завезли. — Мабуту осклабился. — Надеюсь, не пропадет.
— Вот еще! Кто ж даст добру пропадать? — Зина лукаво улыбнулась.
— Да уж, у такой женщины все в дело пойдет! — Мабуту подмигнул. — Пойдем, братан, побазарим немного, да и ехать пора — дела. — Он двинулся было за скачущим приятелем, но вдруг остановился и многозначительно глянул на Волошина. — Поправляйтесь поскорее, Валентин Владимирович, кое-кто ждет не дождется вашего выздоровления! А еще советую задуматься, есть ли в мире что-то такое, за что можно башку сложить? Только не надо всякой ерунды о Родине, о близких и тому подобного. Тем более что речь-то сейчас совсем о другом, не правда ли?
— А с чего бы мне об этом думать? Меня что, убивать собираются? — Волошин спросил совершенно равнодушно, словно речь шла не о нем, а о ком-то постороннем.
— Мне кажется, такой исход не исключен.
— Сколько вам лет? — неожиданно поинтересовался Волошин.
— Мне? Пятьдесят четыре, а что? — удивился Мабуту.
— Судя по одежде, перстню, дорогим незапыленным ботинкам — то есть приехали вы сюда не на автобусе или электричке, а на машине, наверняка дорогой иномарке, а также по разговору, вы вряд ли занимаетесь честным бизнесом. — Волошин посмотрел ему в глаза.
— Так-так! — оживился Мабуту. — Очень интересно, прямо-таки Шерлок Холмc! Продолжайте, не стесняйтесь!
— Разве приобретенная в колониях чахотка, которая, если судить по постоянному кровавому отхаркиванию, прогрессирует, стоила таких жертв?
— Волошин сделал паузу. — Жить-то ведь осталось совсем ничего, вот и скажите: вы боитесь смерти?
— Странный вопрос! Кто ж не боится костлявой? И пожить, конечно, хочется! — Мабуту хмыкнул и вновь закашлялся.
— А мне уже шестьдесят восемь! Я довольно пожил на этой грешной земле и не боюсь смерти. Правда, остался один должок перед совестью, но, надеюсь, я еще успею расплатиться, а там и помирать можно. — В голосе старика не слышалось горечи или фальшивой бравады, он словно разговаривал сам с собой.
— Красиво излагаете! А мне почему-то не верится! — Мабуту повысил голос. — Смерти он не боится! Зачем же тогда обмолодиться-то решили, а?
— Обмолодиться? — Волошин искренне рассмеялся. — Да только затем, чтобы такие подонки, как ваши заказчики, меня не опознали! Нет, вовсе не из страха перед смертью, а только потому, что я не выдержу, когда меня станут пытать, и проговорюсь!
— А ты ничего мужик, с характером! — уважительно заключил бандит, а потом миролюбиво поинтересовался: — Слушай, и чего ты такого знаешь, что они так сильно хотят тебя заполучить, да еще такие бабки платят?
— Вот их бы и спросили!
— У нас так не принято: меньше знаешь — дольше живешь.
— Ну, а сейчас что изменилось? Любопытство заело или, может, мысль мелькнула?
— О чем эте ты, мужик? — нахмурился Мабуту.
