— А черт его знает! Как я могу передать свои ощущения на словах? — Он сделал паузу, наморщив лоб, потом вдруг спросил: — Вот ты был когда-нибудь в театре?
— Ну, был! И что?
— Вроде бы и пьеса очень хорошая, и актеры классно играют, и ты иногда даже забываешь, что это действие не взаправду, а потом очнешься и стукаешь себя по лбу: это же театр, все понарошку! Понятно говорю?
— Хочешь сказать, что когда они уехали, то ты почувствовал, что перед тобой играли, так, что ли? — Умар все больше начинал убеждаться, что его командир попал в беду.
— Вот именно, — обрадовался тот, — играли. Вроде бы во все веришь, а когда они уехали, то осталось впечатление, что тебя провели, как мальчишку.
— В каком направлении они поехали?
— В том, которое я им и указал. — Он виновато замолк.
— Говори все, — строго потребовал Умар.
— Это может остаться между нами? — Парень понизил голос.
— Обещаю.
— Вернуться-то они вернулись, но я, как мне тогда казалось, любопытства ради, проследил за ними в бинокль…
— И что? — нетерпеливо спросил Умар, уже почувствовав, что и сам знает ответ.
— Вон, видишь тот пригорок? — указал рукой старший поста.
— Ну…
— Когда они доехали до него, я уже хотел прекратить слежку и даже стал смотреть в другую сторону и там-то…
— Увидел их машину? — полувопросительно договорил Умар за парня.
— Точно! Я даже глазам своим не поверил, подумал, не галлюцинация ли это от усталости: к тому времени мы почти сутки уже дежурили, присмотрелся — они! Помнится, я тогда еще подумал, что Мушмакаев напрасно держит такого водителя.
— А ты, случайно, не знаешь, кто дежурил в тот день в направлении, куда уехал «уазик»? — неожиданно поинтересовался Умар.
— Как не знать? Там мой приятель дежурил в тот день, Руслан его зовут. Мы с ним сдружились сразу же, как он только из Москвы приехал.
— Он что, русский?
— Нет, чеченец. Только долго в Москве прожил, с родителями. А потом, узнав, что творится на родине, бросил родителей и встал в наши ряды. — О своем друге он рассказывал с такой гордостью, словно давал характеристику на представление его к ордену.
— А ты не можешь связать нас с ним? — спросил Умар и достал из кармана трубку сотового телефона.
— В том-то и дело, что не могу. — Парень явно переживал свою оплошность.
— Хочешь сказать, что он тоже пропал? — тут же предположил Умар.
— Откуда ты знаешь?
— Что я знаю?
— Что пропал не только он, но и весь наряд: пять или шесть человек, точно не помню.
— А когда это случилось?
— Как раз в тот самый вечер… — начал парень и вдруг воскликнул:
— В тот вечер, когда и проезжала эта машина с Мушмакаевым! — Он вдруг присвистнул. — Ты хочешь сказать, что это связано между собой?
— Не исключено, — кивнул Умар и тут же добавил: — Но об этом никому ни слова! Понял?
— Еще как понял!
Вернувшись к своим соратникам, Умар сказал:
— Парни, все несколько усложняется.
— О чем ты, командир? — спросил Ваша.
— Судя по всему, нашего командира успели вывезти из Чечни, — недовольно ответил Умар.
— И куда же? Неужели в Азербайджан? — осторожно предположил Масуд-Али.
— Можешь радоваться: я отлично помню, что там у тебя живет родной брат.
— Знаешь, сколько лет мы с ним не виделись?! — обиженно воскликнул тот.
— Вот и увидишься… — Умар взглянул на часы, — … через несколько часов, на, звони ему.
— Ты не шутишь?
— Какие могут быть шутки? Звони и говори, чтобы встречал, возможно, понадобится его помощь. Насколько я помню, он вроде бы на таможне работает?
— У тебя отличная память, командир, — польстил Масуд-Али, затем взял телефонную трубку и стал набирать номер…
Пока чеченская группа, возглавляемая хитрым Умаром, вышла на след группы Говоркова, в Москве бурную деятельность развил Краснодарский. Имея довольно большой авторитет в криминальных кругах бывшего Советского Союза, он бросил клич по своим знакомым, описав довольно детальный портрет Савелия и дав понять, что любое сообщение о его возможном местонахождении будет щедро оплачено. Не прошло и суток, как он начал получать сообщения — сначала из Чечни, но в них не было ничего существенного, кроме одной детали, которая сразу насторожила Краснодарского.
В сообщении указывалось, что в последний раз машину с Мушмакаевым видели недалеко от границы с Азербайджаном. Прочитав это сообщение. Краснодарский сразу почувствовал, как внутри него натянулись все струны охотничьего азарта. Он — как хорошая ищейка, что почувствовала дичь, сделала стойку и повела по сторонам своим чувствительным носом, пытаясь определить по запаху, в какую сторону броситься, чтобы продолжить преследование этой дичи.
Еще большая ясность появилась после второго сообщения, пришедшего на его факс, которое гласило: «По предварительным выводам объект, подходящий под описание, был замечен в небольшом городке, который является последним крупным населенным пунктом перед границей с Турцией. Не успевая связаться с вами, мы решили попытаться задержать их машину, в которой находились четверо активных мужчин и один то ли раненый, то ли больной, однако наши попытки ни к чему не привели. Ранены двое наших ребят. Преследование не удалось: незадолго до границы мы их потеряли. Судя по всему, у них был проводник, отлично знакомый со всеми нелегальными тропами… «
Дальнейший текст, в отличие от предыдущего, напечатанного на машинке, был дописан от руки:
«Ты извини, Сема, что не только не смог оказать реальную помощь, но и, скорее всего, насторожил твою дичь. Если могу что-то исправить, то цинкани, и я подключусь.
С приветом! Твой братан Вазо».
С Вазо они познакомились очень давно: лет пятнадцать назад, когда Краснодарский впервые окунулся за колючую проволоку. На этой командировке усиленного режима был сплошной беспредел, и это не нравилось ни ментам, ни деловым людям. Получилось так, что они с Вазо пришли на эту командировку почти одновременно, но впервые общнулись через пару месяцев, загремев в ШИЗО почти что по одинаковой причине: и тот, и другой решили кулаками наставить на путь истинный беспредельщиков: Краснодарский, тогда еще просто Сема, сломал челюсть одному скорому на язык торгашу из Тбилиси, а Вазо, тогда еще просто Зураб Квинихидзе, поставил на место зарвавшегося вольного мастера.
Оказавшись в одной камере, они быстро сблизились и все пятнадцать дней разрабатывали план, благодаря которому довольно скоро добились не только более-менее нормального порядка в зоне, но и уважения коллег по несчастью. Освободившись на полгода раньше Зураба. Краснодарский приехал к нему в гости. За эти полгода Зураб достиг определенных успехов и смог не только достойно встретить приятеля, но даже и ссудить его на первое время внушительным капиталом, с помощью которого Семен довольно быстро освоил Краснодар, раскрутился по-нормальному и вернул долг, но и солидно встал на ноги, заслужив, как бы в награду, прозвище Краснодарский.
Почувствовав, что Краснодар для него стал пройденным этапом, он перебрался в Москву, в которой у него к тому времени появились нужные знакомства, давшие ему возможность зацепиться в столице. Краснодарский обладал одним ценным качеством, которого недостает многим людям: он умел сглаживать
