примирительно сказал он и в лоб спросил: — Кто тебе приказал убить Олега Вишневецкого?
— Я не убивал его! — тут же воскликнул Жарковский, и в его глазах промелькнул животный страх.
— Да, лично ты не уродовал машину, в которой разбился Олег, но ты передал приказ исполнителям. Еще раз спрашиваю: кто приказал убить Олега?
— Я не знаю… он звонил мне по телефону… — пытаясь выкрутиться, на ходу сочинял Жарковский.
— Вот как? — хохотнул Савелий. — Тебе звонит какой-то дядя и приказывает расправиться с уважаемым человеком, так, что ли? А ты как пионер салютуешь: есть! Здорово, да? Послушай, Гена, не выводи меня из себя, — стерев улыбку с лица, сказал он.
— Я не могу… — взмолился Жарковский.
— А давай я тебе помогу, хочешь? — неожиданно предложил Савелий, и тот с интересом кивнул. — Я тебе назову имя этого человека, а ты его фамилию, договорились?
— Хорошо, — выдохнул тот.
— Григорий Ефимович… — начал Савелий и увидел еще больший страх в его глазах. — Ну? — Он схватил Жарковского за ворот рубашки. — Говори!
— Лаврентьев… — прохрипел тот, мгновенно покрывшись испариной.
— Тебе жарко? — неожиданно сменил тон Савелий, отпустил свой захват, поправил на нем рубашку.
— Да, — кивнул Жарковский, — я болен…
— Бедняжка, давай выйдем на балкон, не могу видеть, как страдает хороший человек, — Савелий говорил так убедительно, что Жарковский даже успокоился.
— Спасибо вам, спасибо большое… Поверьте, я не хотел участвовать во всем этом, меня заставили…
Савелий участливо кивал головой, открывая балконную дверь. Потом с поклоном вежливо сказал, указывая хозяину рукой на балкон:
— Прошу вас.
— Спасибо, сразу полегчало, — ничего не подозревающий Жарковский вышел на балкон.
— Из-за тебя только что погибла твоя секретарша — Надежда, — огорошил его Савелий.
— Что?! — вскрикнул тот и повернулся к Савелию.
— За смерть Олега Вишневецкого, — торжественно начал Савелий, — за смерть молодой девушки я приговариваю тебя к высшей мере наказания!
— Вы не имеете права, — жалобно всхлипнул Жарковский.
— Имею! — возразил Савелий. — Прощай! — и резко толкнул его в грудь.
Нелепо взмахнув руками, Жарковский перевалился через перила и с криком полетел вниз. Перед его глазами стояло улыбающееся лицо Велихова, который говорил ему: «Я же тебя предупреждал, чтобы ты навсегда стер из своей памяти нечаянное знакомство с Григорием Ефи…»
— дальше «дослушать» не удалось; Геннадий Александрович упал на бетонный козырек над подъездом, и череп его раскололся от страшного удара.
— Один есть! За тебя, Олежек! — проговорил Савелий, до самого конца следивший за падением, потом, не торопясь, прикрыл дверь на балкон и направился к выходу…
Сначала Велихову сообщили о странной смерти Ивана «Бывалого», а на следующий день он получил газету, где в рубрике: «Срочно в номер» сообщалось о гибели Жарковского.
Газета придерживалась версии случайного падения с балкона. Эту версию выдвинули следователи прокуратуры, они предположили, что чиновнику внезапно стало плохо, он вышел на балкон, чтобы глотнуть свежего воздуха, но у него закружилась голова и он кувырнулся вниз.
Автор заметки добавил от себя, что, на месте следователей, он бы всерьез рассмотрел и версию самоубийства господина Жарковского, для чего внимательно проверил бы его служебные дела и его личную жизнь. Прочитав это пожелание, Велихов усмехнулся; может, кто другой, но Жарковский никогда не наложил бы на себя руки, в этом он был уверен, так как знал его как облупленного.
Так что же на самом деле случилось? Может быть, Надежда знает?
Он торопливо набрал номер.
— Вас слушают, — отозвался незнакомый женский голос.
— А где Надя?
— Кто ее спрашивает?
— Знакомый.
— Ее нет.
— Как нет? Вышла, что ли?
— Нет, сегодня Надя вообще не пришла на работу. Может быть, заболела или еще что, но трубку дома она не берет.
— А не могла она поехать к Жарковским, чтобы выразить соболезнование, помочь семье?
— Не думаю, семья Геннадия Александровича находится за границей, и он живет… простите, жил, — тут же поправилась женщина — … один. Что передать Наде, если она объявится?
— Спасибо, я еще позвоню. — Велихов положил трубку и задумался. Все больше его тревожило, что ситуация явно выходит из-под контроля.
Остаток рабочего дня был до предела заполнен различными встречами, совещаниями, заседаниями, и ему было не до тягостных размышлений. Около шести он еще раз позвонил в приемную Жарковского, но получил тот же ответ: «Надежда не объявлялась!» Ее домашний телефон тоже молчал.
Почувствовав неладное, Велихов приказал своему телохранителю смотаться к Надежде домой и сразу же позвонить, если что-то прояснится. Звонок, громко прозвучавший в тишине кабинета, заставил его вздрогнуть.
— Слушаю!
— Шеф, это я! — услышал он взволнованный голос Николая. — Тут такое…
— Говори толком, что случилось? — недовольно прервал его банкир.
— Я звоню из ее квартиры.
— И что? Где Надя?
— Она здесь… — Голос телохранителя звучал странно. — Она мертвая! Холодная совсем.
— Что? — Велихов вскочил на ноги.
— Девчонка лежит вся голая, в крови, видно, сначала ее изнасиловали, а потом придушили. Вещи все перерыты. Что мне делать?
— Как ты попал в квартиру? — Банкир взял себя в руки, и его мозг, как всегда, четко заработал: не хватало еще, чтобы его имя трепали в связи с этой девчонкой.
— Да тут такой замок, что пальцем можно открыть. Я сначала позвонил, никто не отзывается, а телевизор работает, вот я и подумал, что она не слышит.
— Та-а-к, — протянул Велихов, не зная, обматерить этого придурка или, наоборот, похвалить за неприятную, но столь важную для него весть. — Ты вот что, мотай оттуда, но постарайся, чтобы никто тебя не заметил. И на улице аккуратнее…
— Конечно. Шеф, я могу прихватить здесь «цапки»? Все равно девчонке они уже ни к чему.
— Бог с тобой, — согласился Велихов, прекрасно зная, что тот все равно не удержится. — Только будь осторожнее, не наследи.
— Обижаете, шеф, все будет в ажуре.
— Кажется, становится слишком горячо, — проговорил Велихов вслух,
— пора отправиться на «лечение»…
Через пару дней почти все газеты опубликовали информацию о том, что известный банкир Велихов, большой любитель велосипеда, на котором катался в любое время года, упал с него и сломал себе шейку бедра. И что он, видимо, не очень доверяя российским докторам, уехал делать операцию в Швейцарию.
Более всего сарказма было в «Московском комсомольце». Эта газета давно покусывала банкира и сейчас проехалась по его очень «своевременному» падению на всю катушку, намекая читателям, что падение Велихова с велосипеда чудесным образом совпало, а может, и стало причиной странных кадровых перестановок, происходящих в самых верхах власти…
Прочитав эту заметку, Савелий с усмешкой промолвил:
