Бакурина.
— На коммунистической опасности эту кампанию не построишь, — задумчиво произнес Петропавловский.
— Да какая уж от них опасность. Дядюшка Зю блаженствует в роли бессменного лидера оппозиции. Да и зачем им брать на себя ответственность за страну, когда и так хорошо. Блага получай — ни за что не отвечай, — охотно подтвердил Шура.
— Олигархам опаснее всего тандем Лужков — Примаков. Если кто-то из них придет к власти, обязательно прогонит их со скандалом и назначит олигархами своих. — Петропавлорский бросил взгляд на невозмутимого Долоновича. — А «Яблоко» с его пацифистскими настроениями избирателей потеряет — страна жаждет чеченской крови.
— Да уж, Гришенька занял на нашей политической сцене ложу честного, бедного и непонятого и пусть там сидит. Иметь принципы да еще и отстаивать их в нашем мире недешево стоит, — произнес как приговор Шура.
— С доблестным «сыном юриста» у нас проблем, само собой, не бывает. И правые давно приручены. Если вдруг наш сорокалетний вечный «киндер-сюрприз» зачудит, Толик его мигом на место поставит, — соображения Гавриила не вызвали никаких возражений. — Печально одно: дорогое в прямом и в переносном смысле дитя нашей власти НДР сдулся, как детский цветной шарик. Есть идея, — Петропавловский выразительно глянул на потолок, — создать новое движение в пику Лужкову и Примакову, опираясь в основном на регионы…
— Идея-то здравая, а успеем ли? — подал голос Долонович.
— При солидных наличных деньгах в России за два месяца можно раскрутить любую кандидатуру и на пост Президента, — самодовольно заявил Петропавловский.
— Ты циник, Гаврик, — ухмыльнулся Позин.
— Ну, хочешь на спор, сделаем Саню депутатом, к примеру, от Ямала, — с вызовом произнес политтехнолог, — понадобится небольшая пластическая операция — укоротим нос, изменим немного форму глаз, чисто побреем, а когда будешь выступать перед избирателями, не забывай говорить «однако». «Однако» завезешь им туда горючее и продукты первой необходимости, только до голосования, поскольку плановый северный завоз государство в очередной раз провалило, и будешь ты, Санек-ненец, достопочтенный депутат. Обойдется тебе все это примерно в три миллиона долларов.
— На операцию не согласен, — на полном серьезе заметил тот.
— Забыл добавить «однако». Попробуем обойтись без операции. А то Велихов тебя опять на кривой кобыле объедет, как пить дать пройдет в депутаты, а ты
— нет.
— Однако Долонович-ненец — красивый депутат будет, — добродушно пошутил Шура, всегда немного покровительственно относившийся к «ботанику» Долоновичу, что, впрочем, не мешало ему занимать у того деньги, которые он чаще всего забывал возвращать.
— Итак, главный вопрос решили — свой депутат у нас уже есть, — торжественно провозгласил Петропавловский. — Однако пора уделить внимание и более прозаическим и незначительным предвыборным сюжетам. Шурик, кто у нас на этот раз сидит в лавке за кассой? У кого коробочка из-под ксерокса?
— Покойный Джанашвили с Аркадием деньги в Россию завезли, и Нугзар их где-то припрятал. Не знаю, нашел ли Аркадий этот полноводный источник и припал ли уже к нему жадными губами.
— По-моему, нашел. Он ведь в Чечне расплачивается не своими деньгами. Кроме того, он очень приличную сумму уже дал Березненко на его программу и вообще… — не стал развивать эту тему Долонович.
— Сколько конкретно? — поинтересовался любопытный Позин.
— Да миллионов десять долларов, — ответил Долонович.
— Ну, тогда волноваться нечего. За пару миллионов зеленых Димка Березненко маму родную уроет, логически обосновав, почему никак нельзя поступить иначе, не то что бедных Лужкова с Примаковым. — Шура Позин, чистоплюй и эстет, откровенно презирал этого популярного, расторопного и продажного журналиста, что опять-таки не мешало ему находиться с ним в доброжелательно-деловых отношениях. — Значит, Аркадий все же нашел припрятанные лысым Нугой деньги, молодец. Следовательно, Гаврик, на кассе у нас лично Аркадий Романович Велихов.
Проницательный и информированный Шура догадывался, откуда Велихов получил эти деньги, но это его нисколько не расхолаживало: затевалась большая игра, и он впадал в обычный азарт, который был ему необходим, как очередная доза наркоману. Нельзя обойти молчанием и тот факт, что Тайный Орден давно приглядывался к Позину, хотя Великого Магистра смущала внешняя несерьезность Шуры. Все-таки один раз Велихову было позволено предварительно позондировать почву, выяснить Шурину реакцию. Но Позин наотрез отказался даже обсуждать вопрос о своем возможном вступлении в Орден:
— Не люблю дисциплину, не люблю подчиняться, люблю быть вольным стрелком, осторожным охотником. А кроме того, я уже член одного Ордена — клуба фэнов московского «Спартака». — Как и всегда, Позин, не принимая на себя никаких конкретных обязательств, собрался сыграть в очередную большую игру на чужие деньги.
— Раз деньги есть — вот вам проект: создаем абсолютно новое, ничем не запятнанное движение под условным названием «Медведь». Лидера нам спустили сверху — Шойгу. Парень обаятельный, улыбка добрая, и притом единственный из министров, кто может похвастаться реальными результатами своей деятельности. Ведь он и правда спасает, не всех, но ведь спасает. А и то сказать: он же не Господь Бог, чтобы всех спасти…
— Ты все-таки ужасный циник, Гаврик, — перебил Позин.
— Зато твоя душа прозрачна, как слеза младенца, — отпарировал политтехнолог.
— А что, я всего лишь получаю от жизни радость и удовольствие, не преследуя никаких далеко идущих целей. Скажите, уважаемый депутат, разве это плохо?
— Не ерничай, — сказал Петропавловский, не давая Долоновичу вставить слово. — Значит, Шойгу во главе. В первую тройку добавим какого-нибудь знаменитого спортсмена и какого-нибудь силовика как потенциального борца с коррупцией, народу это понравится, а дальше предложим губернаторам отобрать своих людей в их регионах, желательно чиновников и бизнесменов средней руки, чтобы зря не дразнить народ. Деньги, естественно, отслюним губернаторам: сорок процентов на раскрутку и шестьдесят после — в качестве премии, если в их регионах наше движение получит нужные голоса.
— А программу движения мы писать должны? — спросил прагматичный Долонович.
— Однако, Санек, и наивный же ты, и впрямь будто чукча какой, — напустился на него Гавриил. — Подумай сам, зачем им программа? Кто ее читать-то будет? А если и прочтут, не дай бог, что и кто в ней поймет? Вот у Явлинского вполне добротная программа. А толку-то что? Коммунисты тоже своей гордятся. Но кому это нужно? Вы оба такие умные и образованные, что все время забываете, что Россия — страна специфическая.
Темпераментный Петропавловский все больше распалялся и уже звучал как проповедник, видно, гены мучеников за религию его предков делали свое дело.
— На Западе власть не любят, но уважают, у нас, наоборот, не уважают, но любят. В чем была непобедимая сила Сталина? Его не только уважали или боялись, но прежде всего любили, жертвуя во имя него даже самыми близкими людьми. Такой у русских менталитет. Ведь и Ельцина народ исключительно по любви выбирал. Крупный, сильный, серьезный, говорит просто, без затей, обещал, что заботиться будет. Ну и разлюбили потом, что ж поделаешь? А теперь кого любить-то? Не Гайдара же? Тот как занудит: эмиссия, инфляция, макроэкономика… А людям отдохнуть от забот культурно хочется. Явлинский
—скучный очень и все всерьез принимает, обижается. Обидчивых не любят, как и старых. Так что Примакову ничего не светит. Лужков — мужик крепкий, но это — Москва, а кто когда в России Москву любил? Вот кто у нас любимец публики — так это Жирик. За него только по любви и можно голосовать. Я хоть и не разделяю их вкус, но право признаю, свобода волеизъявления и все такое. Так вот наша задача — создать движение из людей простых, не очень заметных, не слишком богатых, но своих, чтобы народ их полюбил, как в девяносто шестом возлюбил Лебедя.
— Так ведь и разлюбили же быстро, — возразил Долонович.
— А ему такая судьба была предначертана, чтобы разлюбили, и советы соответствующие давались, —
