— Майкл Джеймс?!. — невольно вырвалось у Роджера.
Стивен засмеялся.
— А вот и не угадал. Роберт Хансен.
Тот самый, в чьи функции входила слежка за русскими дипломатами? Лайн обладал феноменальной памятью, зная практически всех сотрудников спецслужб, работавших на русском, китайском и иракском направлениях.
— Сторожевой пес обернулся хищным зверем. — Роджер обожал яркие сравнения.
— Похоже, он работал на русских пятнадцать лет, — невозмутимо продолжал Паркер.
Сам Стивен неплохо знал русский язык, поскольку в молодости служил в американском посольстве в Москве, где занимался подкормкой диссидентов и иных профессиональных борцов за свободу и демократию.
— Приятный сюрприз для нового Президента. Надеюсь, он подтолкнет Буша к еще более решительной борьбе против клинтоновской нечисти.
Роджер терпеть не мог людей, занимавших при Клинтоне высокие посты в ЦРУ и ФБР. Он был искренне убежден в том, что все они потенциальные предатели. Хотя младенцу было ясно, что многоопытный Нансен, равно как и подозрительный Джеймс, в число клинтоновских выдвиженцев никак не попадают.
— Есть еще одна новость, пожалуй, более странная… — лениво начал Стивен.
— Что еще стряслось? — нетерпеливо спросил Роджер.
Не отрывая взгляда от гладкой асфальтовой ленты шоссе, бежавшей им навстречу, Паркер невозмутимо продолжал:
— Я внимательно изучал опись вещей, принадлежащих господину Можаеву…
— Ну и что? — Роджер, очевидно, терял терпение, а его собеседник как будто нарочно оттягивал развязку начатого им интригующего рассказа. — Что там такого в этой описи? Не привез ли господин Можаев в США миниатюрную атомную бомбу? — саркастически усмехнулся он.
— Опять не угадал, — Стивен не повернул головы, — бомбы в описи не было, но имелось письмо…
— Письмо? От кого? О чем? — Роджер буквально кипел от нетерпения.
Как будто речь шла об удавшемся воскресном пикнике с традиционным американским барбекю, Стивен ровным голосом сообщил:
— В письме излагалась схема перевода денег, как считается, принадлежащих Можаеву, с известных швейцарской прокуратуре счетов и еще не известных, что, как ты понимаешь, наиболее для него в данном положении интересно, на новые, совершенно чистые финансовые счета в ряде провинциальных американских банков. Я не крупный финансовый эксперт, но даже мне понятно, что эта схема просто гениальна. Нет сомнения, что именно она и послужила главной приманкой для приезда господина Можаева в Америку, а вовсе не инаугурация Буша.
— Но нам-то что до этой гениальной схемы? Не мы же с тобой ее придумали? А нужный нам результат налицо — господин Можаев у нас в руках, — сказал прагматичный -Лайн и уже совершенно спокойным голосом спросил: — Что тебя тревожит, Стив?
— Тревожит меня стоящая под письмом подпись, — продолжал мурыжить своего давнего босса и нынешнего вождя Стивен.
— И чья же там подпись? Не Президента ли Буша? — сыронизировал Роджер.
— В третий раз не угадал. Твоя хваленая интуиция стала изменять тебе, босс, — нарочито печально заметил Стивен. — Письмо подписано Брюсом Рубинстайном…
— Час от часу не легче! — удивленно воскликнул Лайн. — Не один десяток лет я знаю, что этот благообразный старый еврей жаден, как голодная акула. Но неужели в мире совсем нет предела корысти и алчности!
К чести Роджера Лайна надо сказать, что сам он был бессребреник и настоящий идейный борец за дело, которое считал правым. Деньги же он рассматривал как инструмент, способствующий скорейшему достижению цели, например, посредством подкупа.
— Не знаю, известно ли тебе, Роджер, что наш дружок Брюс крутил какие-то темные делишки с господином Можаевым через свой швейцарский банк, который, в свою очередь, тесно связан с «Бэнк оф Нью-Йорк», и господин Можаев проводил через эти банки какие-то сомнительные крупные суммы?
— Иными словами, можно сказать, что Брюс является одним из фактических хозяев «Бэнк оф Нью- Йорк»?
Роджер получил эту информацию довольно давно, но не придал ей тогда особого значения. Брюс Рубинстайн никогда не был, не будет и не может быть одним из них. Он навсегда останется исполнителем, который за большие деньги готов выполнить любое поручение.
— Боюсь, что финансовые комбинации господина Рубинстайна настолько хитроумны и запутаны, что я в них не разберусь, — признался Стивен. — На кой черт он засветился в этой компрометирующей ситуации? — с недоумением продолжал он. — Ведь наверняка именно Брюс способствовал переводу денег господина Можаева на Запад, и, безусловно, не безвозмездно.
— Ничего не понимаю! Он жаден, но и хитер. Неужели ему на этот раз изменило чутье? — недоумевал Роджер.
— Но у него могли быть какие-то свои, неизвестные нам причины, по которым он и выманивал господина Можаева в Америку, и в очередной раз сыграл нам на руку.
— Свои причины? — переспросил Роджер. — Эти причины могли быть только большими комиссионными за изобретенную схему перевода денег. Стив, неужели тебе нужно объяснять, что меня беспокоит?
— Конечно, нет. Я, как и ты, опасаюсь, что эту историю разнюхают журналисты, и опять пойдут статьи о том, что Брюс Рубинстайн вызвал в США господина Можаева по прямому приказу ЦРУ.
— Увы, его тесная связь с нами уже давно не секрет. Но меня возмущает другое: он проявил непозволительную инициативу и опять непрошеный выполз под прожектора масс-медиа. Помнишь, Стив, как тогда в деле Иран-контрас после успешной операции по продаже оружия, которую мы ему санкционировали, он получил на свой банковский счет десять миллионов долларов от султана Брунея, но после разразившегося оглушительного скандала и прессе вынужден был вернуть их, объявив, что деньги к нему на счет поступили по ошибке?
— Конечно, помню. И даже могу себе представить, какое потрясение испытала его душа — отдать, с его точки зрения, честно заработанные миллионы.
— Да уж, наш мудрый Брюс — живое воплощение характерной еврейской алчности, — припечатал своего давнего и полезного агента неумолимый Роджер.
При том, что официальная политика Вашингтона всегда была направлена на поддержку Израиля, и ее носители не жалели обвинений другим странам в антисемитизме, правоверные протестанты, к которым причисляли себя и Лайн, и Паркер, в глубине души евреев не любили и даже презирали.
— Я терпеть не могу, — развивал свою мысль Роджер, — когда люди типа Брюса, которые за хорошие деньги без раздумий продадут собственную матушку, проявляют инициативу в политических вопросах. Как только в программах новостей по ТВ и в газетах его имя появится рядом с именем господина Можаева, обязательно пойдут пересуды о том, что в этом деле замешано ЦРУ. Это вам не русский «крот» в ФБР! Ведь мы планировали всю эту историю с господином Можаевым так, чтобы даже наша тень в ней не мелькала.
— Тебе прежде всего надо как следует всыпать Брюсу, — сказал Стивен.
— Что я и намерен сделать немедленно по приезде в город, но для этого мне нужна копия его письма.
— Копия ждет тебя у факсимильного аппарата, на квартире, — не моргнув глазом доложил Стивен.
Он имел в виду конспиративную квартиру ЦРУ, которой, бывая в Вашингтоне, обычно пользовался Лайн.
Роджер одобрительно кивнул.
— И последнее. Нам грех не воспользоваться «той ситуацией в ФБР и не прижать этого подонка Майкла Джеймса, Красного Мишку. Я никогда не сомневался в том, что он русский шпион, но до сих пор он действовал безошибочно. А теперь нам наконец есть что ему предъявить!
— Без сомнения! — охотно поддакнул Стивен.
— Утром я подготовлю записку с изложением имеющихся у меня фактов, а ты покажешь ее нашим
