боссам. И пусть они серьезно переговорят с руководством ФБР. Эти парни только что обожглись на молоке и теперь будут дуть на воду. Если они этого Мишку не посадят, то хотя бы как следуют пугнут, после чего он надолго заляжет в свою берлогу и не будет путаться у нас под ногами…
Распрощавшись с верным Стивеном и едва войдя в квартиру, Роджер позвонил Брюсу в Швейцарию. Там было раннее утро, и старик, скорее всего, почивал. Но Лайн никогда не отличался Деликатностью в обращении со своими платными агентами и даже немного этим гордился.
— Доброе утро, Брюс, прости, что беспокою в столь ранний час. Но дело крайне срочное, — ледяным голосом проговорил Роджер.
Однако интонационный выстрел пропал впустую — старик Рубинстайн спросонья не обратил па него внимания.
— Привет, Роже, — так на французский манер называл он Роджера. — Что такое приключилось в мире и вынудило тебя прервать и без того беспокойный сон одинокого больного старика?
Рубинстайн был женат неоднократно, имел от разных жен шестерых детей, но предпочитал жить один — либо в своем больше похожем на крепость доме в окрестностях Цюриха, либо в огромном поместье на острове Антигуа в Карибском море. Много времени он проводил на своей комфортабельной трехмачтовой яхте.
— Не прибедняйся, Брюс, и отвечай четко на мои вопросы! — приказал Роджер.
Старик недовольно засопел, но промолчал.
— Ты хорошо знаешь господина Можаева? — спросил Лайн.
— А кто может сказать, что кто-то кого-то хорошо знает, мой милый Роже?
— Брюс, когда ты оставишь эту дурацкую еврейскую манеру отвечать вопросом на вопрос? Я тебя еще раз спрашиваю: ты хорошо знаешь господина Можаева?
— Ну, можно сказать, неплохо. Бедняге не повезло. Он оказался в вашей тюрьме, чего я, не без твоей помощи, дорогой Роже, избежал. Условия в ней, конечно, намного получше, чем у него на родине, но я все равно ему не завидую. Не могу понять, какой только бес понес его через океан?
От такой наглости Роджер просто опешил.
— Да ты же сам убеждал его приехать в США, обещал встретиться с ним и помочь с переводом его капиталов на более безопасные счета! — возмущенно почти выкрикнул Роджер.
— Я?! — В голосе Брюса прозвучало искреннее изумление. — С чего ты взял?
— Передо мной лежит пространное письмо с твоей подписью, — сообщил Роджер.
— Немедленно пошли его мне по факсу. — По деловому тону Брюса стало ясно, что он только сейчас проснулся окончательно.
— Посылаю. Ты его внимательно изучи, а я ми-пут через десять перезвоню.
Роджер положил трубку, пошел на кухню, открыл холодильник, взял банку пива и с наслаждением выпил. Бесконечные взлеты и посадки, помноженные на волнения, — в горле постоянно стоял какой-то сухой колючий ком.
«Интересно, как эта старая еврейская скотина будет выкручиваться?» — подумал он, набирая номер Рубинстайна.
Но тот и не думал выкручиваться.
— Полный бред, Роже! Представь себе, подпись несомненно моя. Но клянусь тебе Торой, Талмудом, Кораном и Евангелием — я этого письма не писал. — Его голос звучал вполне искренне.
— Словом, хочешь сказать, что подпись твою не подделали, а точно скопировали. Сам понимаешь, при современном уровне копировальной и компьютерной техники это дело нехитрое. — Казалось, Роджер разговаривал сам с собой.
— Роже, это и мне, старому дураку, чьи предки прожили в Одессе на Молдаванке не один десяток лет, понятно. Но он-то купился не на подпись!
— На что же? — невинно спросил Роджер, хотя прекрасно знал ответ.
— На предложенную в письме схему переброски капиталов. Схема, должен признаться, безусловно, гениальна, — не без восхищения оценил он.
— Так все-таки схему придумал ты? — резко спросил Роджер, зная, как скуп на похвалы Брюс, особенно если речь идет о чужих финансовых операциях.
— С большим сожалением должен признаться, не я. А то мог бы заслуженно гордиться очередным открытием в сфере легального увода капитала от высоких налогов.
— А кто, кроме тебя, мог придумать такую схему? — как бы между прочим поинтересовался Роджер.
— Только один человек. Ты его знаешь под именем Широши, но на самом деле он — еврей и зовут его Лейба.
— Широши… — задумчиво повторил Роджер: национальная принадлежность этого человека занимала его в данный момент меньше всего. — Ты в этом уверен, Брюс?
— Из тех людей, кого я знаю, изобрести такое мог только я или он. А так как я к этому не причастен, значит— он. Настоящая еврейская голова! Хотя нельзя полностью исключить и появление какого-то нового финансового гения…
Роджер, естественно, не собирался раскрывать Брюсу действительную роль Широши в деле господина Можаева, а про себя подумал: «Да, крепкий орешек этот Широши! Как умело отвел от себя любые возможные подозрения! Заработал деньги и при этом бросил тень на своего давнего партнера и одновременно конкурента… «
— А вы с этим Лейбом-Широши разве враги? — спросил Роджер после небольшой паузы.
— У нас с ним вооруженный нейтралитет. Но теперь наши отношения могут перейти в другую фазу, если, конечно, ты не возражаешь.
— Нисколько. Разбирайся с ним, как сочтешь нужным. — Лайну была приятна сама мысль о том, что эти два хитроумных и богатых прохиндея начнут строить друг другу козни. — Ладно, Брюс, иди досыпай. Прости, что разбудил тебя так рано. Ты же знаешь меня не первый год и, наверное, давно понял, что ради дела я жертвую не только чужим сном, но и своим. Мне было необходимо представить себе всю картину и твою роль в ней.
— Я все понимаю, Роже. Мне все равно пора вставать. Дел невпроворот…
Оба собеседника были вполне удовлетворены полученной информацией…
XIX. Роковая ошибка
Ростовский собрал всех своих людей, свободных от срочных дел, на даче одного приятеля. Эту дачу они часто использовали не только для серьезных встреч, но и для празднования дней рождений, каких-то важных событий и дат. Приятеля все называли Митричем. Никто не помнил его настоящего имени: Митрич и Митрич.
В прошлом он был классным «медвежатником», и к началу Отечественной войны, успев дважды окунуться в «места не столь отдаленные», Митрич был коронован в «Воры».
Откликнувшись на призыв Родины, по собственному заявлению, он попал в штрафной батальон и вместе с Красной Армией в боях и сражениях дошел до самой Польши, став отличным разведчиком.
Конечно, служба в армии противоречит воровским понятиям и воровским законам, но для той войны было сделано исключение и «Воры», прошедшие Отечественную, начали именоваться «Польскими Ворами».
Тридцать пять лет безнаказанно вскрывал сейфы Митрич, заслужив уважительное прозвище Неуловимая Лапа даже среди ментов, и всякий раз оставлял в качестве своеобразной визитной карточки беличью лапку. И только единожды, вконец озверевшие менты, не будучи в состоянии собрать против Митрича достаточно улик, чтобы осудить за взломанные им сейфы, подкинули ему ствол и влепили все, что могли по соответствующей статье, — три года строгого режима.
Сейчас ему было далеко за семьдесят, и он как бы «ушел на пенсию», хотя никогда не отказывался помочь в случае надобности даже по своей профессии «медвежатника». А однажды приключился и вовсе казус. К районному ментовскому начальству нагрянула городская инспекция, а единственный ключ от сейфа с бумагами, которые нужно было представить начальству, где-то затерялся. Вот и обратились за помощью к старому мастеру. Немного поломавшись для понта, он в две минуты вскрыл им сейф, и менты на радостях вручили ему бутылку французского коньяка.
