сторонам, приходилось поворачиваться.
– Боже. Что со мной?
– Ты попала в аварию. По-твоему, ничего не должно болеть? Неуязвимая Кора?
– Вчера у меня ничего не болело. Стэнли пожал плечами:
– Душа твоя отозвалась лишь через день. Теперь настал черед тела. – Стэнли натянул брюки. – Сделаю-ка я тебе чаю. – Стэнли принес ей чай с гренками на подносе, стопку книг и велел: – Не вставай.
– Не могу валяться в постели! – возразила Кора. – Меня работа ждет.
– Я уже позвонил и предупредил, что тебя не будет несколько дней. Никто ни чуточки не удивился. Тебе сейчас нужно поспать. – Стэнли достал замусоленную книгу в твердой обложке. – Вот, наткнулся на днях, пока ты носилась по горам и бросала вызов смерти. Взгляни. Интересно, найдешь ли ты в ней то, что нашел я?
– Сплошные загадки! – сказала Кора с ехидцей.
– Нет, честное слово. Тебе понравится. – Стэнли накинул на голые Корины плечи свитер, поставил ей на колени поднос и поцеловал ее.
– Стэнли… – начала Кора.
– Господи, только не это! Опять ты за свое. Храпи на здоровье, пукай и смотри сны, я ухожу. Я стану «и Стэнли», а джаз буду слушать в наушниках. Чего тебе еще не хватает?
– Стэнли, я должна тебе кое-что сказать. Я сделала в жизни много плохого, – призналась Кора. – Ты принес мне чай. Я просто обязана тебе рассказать…
Стэнли давным-давно было пора на работу, но сейчас не время смотреть на часы.
– У меня дети от разных отцов, – призналась Кора.
– Господи, это и слепой понял бы.
– Но это еще не все. – Кора, не глядя на Стэнли, водила пальцем по чашке. – Я творила всякие ужасы, ужасы.
– Вот ужас-то! – воскликнул Стэнли.
– Я воровала в магазинах. Мне нравилось. Столько удовольствия, ты не поверишь! Не ради наживы, а ради баловства. Бывало, мы стояли у магазина и просили друг друга принести с четвертого этажа что- нибудь зеленое. Или с третьего что-нибудь розовое. Неважно что. Такие уж мы были придурки.
– Ах, вот что, – отозвался Стэнли. – С тем французом? Да уж, придурки, нечего сказать.
– Ты что, знал?
– Да.
– Откуда?
– Дэниэл Куинн рассказал. Он тебя видел.
У Коры глаза на лоб полезли:
– Он? Меня?
– Ты же знаешь его. Наверняка он промышлял тем же самым. Пустяки. Дети воруют сплошь и рядом. Боже мой, Кора, только не говори, что тебе до сих пор стыдно. И что тебя все эти годы мучила совесть. Сколько… девятнадцать лет?
Так оно и было на самом деле. Кора рыдала.
– Не все время, конечно. Но порой на меня находит, и я готова сквозь землю провалиться. А еще мои ребята… они заслуживали лучшего.
– То есть как?
– Больше, чем я могла им дать. Вспомни, что у нас за квартира. И денег у меня никогда не было.
– Кора, ты держалась молодцом.
– Ты знал. Знал. Только не говори мне, что все знают. – Кора закрыла лицо руками. – Все знают, так ведь?
Стэнли со вздохом убрал с кровати поднос, сел рядом с Корой, обнял ее своей медвежьей лапищей.
– Кора, ты несешься по жизни с криками и бранью. «Не таскайтесь! Ведите себя прилично! Сколько будет пятью три? Зашей джинсы, Стэнли! Не выходи из дома непричесанной, Эллен! Сэм и Кол, не объедайтесь печеньем! Есть еще порох в пороховницах, Джордж!» Если бы не твое бурное прошлое и душевные раны, стали бы мы тебя терпеть?
– О господи, Стэнли, – рыдала Кора. – Я так устала. Так устала. Скорей бы уснуть. Больше всего на свете люблю спать.
И, поглаживая Корино плечо, целуя ее в макушку, глядя, как колышутся занавески, и слегка волнуясь, что опаздывает на работу, Стэнли сказал:
– Знаешь, Кора, а я больше всего на свете люблю, когда ты спишь.
На работу Стэнли опоздал.
– Не знаю, Билли, – вздохнул он, – зачем связываться с женщинами, если можно снять толстую шлюху в нейлоновых чулках, а ужин купить на вынос? Билли помотал головой:
