Глава девятая
– Кора, – спросила Эллен, – что ты будешь делать, когда Сэм и Кол уйдут из дома?
– Плакать, – ответила Кора. – Когда они уйдут, я умру от горя.
Кора задумалась. Еда у них в доме исчезает в мгновение ока. Некуда деваться от шума, орет телевизор, надрывается стереосистема. В квартире тарарам, посреди спальни спотыкаешься о грязные кроссовки, в ванной свалены мокрые полотенца. И разумеется, туалетная бумага. Кора не предполагала, что туалетная бумага будет играть такую важную роль в жизни ее семьи. Упаковки от нее лежали на окошке в ванной, никому в семье они не были нужны, но никто не считал своим долгом их выбросить. В прежние времена обертки от туалетной бумаги сдавали в детский сад в огромных пакетах, а возвращались они оттуда неумело раскрашенными, криво приклеенными к коробкам из-под кукурузных хлопьев – наверное, космические корабли и далекие планеты. Творцы межпланетных станций и затерянных миров выросли, но до сих пор считали, что мать должна приходить по первому зову. Когда Кора сидела на унитазе, хмуро разглядывая груду картонных упаковок от бумаги, Сэм и Кол барабанили в дверь и кричали: «Где носки, мам?», «Ты не видела мою футболку?», «Чего бы поесть?» и «Что ты там делаешь?»
– Оставьте меня в покое! – возмущалась Кора. – Я женщина, имею право уединиться.
Теперь, когда ребята подросли, можно к ним приставать, ломиться в дверь ванной:
– Что ты там делаешь, Кол?
– Оставь меня в покое.
– Не оставлю. Я столько лет мечтала к тебе поприставать! Наконец-то отомщу за себя, – кричала Кора, барабаня в дверь кулаками. – Вот погоди, уйдешь из дома – я тебе покажу! Буду являться в твою образцовую квартиру и пачкать стены, прыгать на диване, а во время самых интересных передач хныкать и канючить: «Поставь кассету с 'Улицей Сезам'!» Вот так, мой милый! Ты только подожди, мама за себя отомстит!
– Да отстань же от меня, мам!
– Да, – с улыбкой призналась Кора подруге, – когда они уйдут, у меня сердце разорвется от горя. Но порой я жду не дождусь, когда же оно разорвется. Да, я буду плакать, плакать с удовольствием, и никто не будет приставать с расспросами: почему ты плачешь? что случилось? Наконец-то я смогу выплакаться всласть. А когда перестану убиваться по моим блудным детям, сяду смотреть грустные старые черно-белые фильмы и всплакну еще. Видно, не наплакалась я вволю. Скорей бы нареветься.
– Счастливая ты. Я давно уже не плачу. С того самого дня, когда узнала, что Дэниэл мне изменяет. Разучилась, наверное.
– Ерунда. Все твои слезы остались при тебе. В один прекрасный день ты дашь себе волю и нарыдаешься от души.
«Интересно, мама тоже плачет от одиночества? – подумала Эллен. – Сидит в полутемной гостиной, а по увядшим щекам катятся крупные слезы?» Черный дрозд за окном возвестит о приближении ночи. Прошумит по улице автобус. Слышно будет, как возвращаются домой соседи на чай. Но никто не постучит к ней в дверь, никто не назовет ее по имени. При мысли об одиночестве матери у Эллен едва не покатились по щекам слезы. Она позвонила домой.
– Все хорошо. А у тебя?
– Тоже.
– Ни минуты покоя, – продолжала Жанин. – У меня сегодня бридж. И только успела выпроводить Риту с Бетти, а уже жду Пегги к семи. Так что не могу долго болтать.
Снова ошиблась. Как всегда. Эллен совсем забыла, сколько у матери подруг.
– Я хотела к тебе завтра зайти.
– Завтра? Это не твой день, но было бы чудесно.
О ребенке Эллен сообщила за мытьем посуды. Она мыла тарелки, а Жанин вытирала и ставила на место.
– Кстати, – сказала Эллен, – я жду ребенка. – И уставилась на мыльную воду.
Жанин застыла от изумления.
– Давно?
– Четыре месяца.
– От Дэниэла?
– Да.
Жанин принялась старательно вытирать тарелку.
– Что ж, – выговорила наконец она, – это послужит тебе уроком.
– Уроком чего?
– Перестанешь делать глупости. Начнешь серьезнее относиться к жизни. У тебя появятся обязанности. Ты сама поймешь.
– Знаешь, – вздохнула Эллен, – я мечтаю стать образцовой матерью.
Она опустила в раковину чашку, набрала в нее воды, чашка пошла ко дну. Эллен пустила по воде тарелку. Чашка поджидает ее в засаде. Эту игру Эллен помнила с детства. Торпеды со стороны порта, бум, плюх!
– Все мы об этом мечтаем, – вздохнула Жанин. Она звякала тарелками в буфетной, ставя их на место.
– Я всегда боялась, что не нужна тебе, – вырвалось у Эллен. Она смутно надеялась, что мать не
