– Ложись, Стэнли. Я просто подумываю взять тебя в гости к родителям. Ты ведь у меня первый приличный кавалер, они будут рады, что я наконец поумнела.
– Лучше поздно, чем никогда.
– В одежду для отдыха наряжаться тебя никто не заставит, обещаю.
– Как же ты все-таки справляешься? – допытывалась Эллен.
– Помогает чувство вины.
– Женщинам в этом нет равных.
– Поэтому они лучше воспитывают детей, чем мужчины. Мужчины совсем не умеют терпеть, – вздохнула Кора.
Подруги задумались. Жить, не умея и не желая терпеть?
– Вот засранцы! – сказали они хором. Вернувшись домой, Эллен застала у себя Дэниэла. Да не одного, а с приятелем, – наверное, из тех «типов» и «хмырей», что всегда были на вторых ролях в его жизни. В жизни, которая когда-то казалась Эллен сказочной, а теперь, когда Дэниэл постарел, – безрадостной, растраченной впустую.
– Какого черта ты здесь? – возмутилась Эллен. – Как ты смеешь вламываться ко мне в квартиру?
– Вот пришел забрать диван, – усмехнулся Дэниэл.
Как ни в чем не бывало. Ну и шуточки – без спросу забрать у человека диван!
– Это мой диван! Поставь на место!
– Собственно говоря, – заявил Дэниэл свысока, – диван принадлежит мне. Я его купил.
– А я его люблю! Не трожь! Ты здесь больше не живешь. Убирайся!
– Без дивана не уйду.
Эллен уселась на диван. Точнее, плюхнулась, как бы показывая: это мое!
– Я тебя от тюрьмы спасла, подонок! Я за квартиру заплатила. Я…
– Знаю, знаю.
Дэниэл понемногу выходил из себя. Он твердо вознамерился получить диван. Как-никак в диванных подушках – тысячи фунтов, выигрыши за много лет. А Эллен об этом не подозревает.
За долгие годы у Дэниэла набралось немало счастливых примет. Не все были связаны с одними и теми же носками, трусами и завтраками, важнее было другое. Во-первых, он каждый раз брал кое-какую мелочь из кошелька женщины, с которой просыпался утром (он называл это «взять в долг»). Готовил ей кофе в постель и, пока закипал чайник, рылся у нее в кошельке. А во-вторых, Дэниэл никогда не тратил выигранные деньги, а прятал их в диванные подушки Эллен (в свой бывший диван), у нее в квартире (в своей бывшей квартире). Теперь он собрался переезжать из квартиры на двоих у букмекера в квартиру попросторней. Дэниэлу нужны были деньги. И диван тоже.
– Мне он нужен, – твердил Дэниэл. – Без него не уйду.
– Уйдешь, никуда не денешься. Никогда еще он не слышал в голосе у Эллен столько твердости. Подумайте, что делает с женщинами беременность, – она придает им решимости. Вот досада! Эллен сидела на диване будто приклеенная.
– Давай, Джек! – Дэниэл подал своему спутнику («типу»? «хмырю»?) знак поднимать один край дивана, а сам взялся за другой.
Джек медлил.
– Не знаю, как быть. Чей диван?
– Мой! – сказала Эллен.
– Мой! – отрезал Дэниэл.
Эллен растянулась на диване, заявляя на него свои права. Потом разразилась тирадой:
– Не получишь! Козел! Всю жизнь соки из меня сосал, не видать тебе дивана! Я его люблю! Убирайся! Пошел вон!
Дэниэл попятился, вспомнив, как метко Эллен запустила в него когда-то яблоком. Эллен привстала на диване:
– Духу твоего чтобы здесь не было! Джек направился к дверям, бросив на ходу:
– Разбирайся сам, Дэниэл. Жду тебя на улице.
Дэниэл не сдавался.
– Это мой диван, – твердил он. – Я его купил.
– Негодяй, – заорала Эллен. – Совести у тебя нет! Был твой, а стал мой. Вспомни, сколько ты денег из меня выкачал! Я за него расплатилась сполна. Не видать тебе дивана. Я на нем сидела, когда в первый раз пришла сюда. На этом диване ты меня соблазнил. Я сказала, что одна грудь у меня больше другой. А ты спросил, какая из них моя любимая – та, что побольше, или та, что поменьше. Было так здорово! На этом диване мы занимались любовью. А когда ты ушел, я ждала тебя тоже на этом диване.
Здесь мне бывало и одиноко, и по-настоящему хорошо. Здесь я смотрела любимые фильмы и напивалась с Корой. На нем мы провели медовый месяц. Пили всякую гадость, брызгались шампанским. На этом диване я жила.
Дэниэл молча стоял, засунув руки в карманы, не глядя на Эллен.
