Общество и его проблемы

Некоторые из результатов совместной деятельности людей попадают в поле нашего восприятия, то есть делаются объектами осмысления. Это создает возможность целенаправленной деятельности, планирования, разработки определенных мер и средств, призванных обеспечить получение желательных и устранение нежелательных последствий. Таким образом, восприятие последствий порождает общность интересов; то есть все, кого затрагивают данные последствия, волей-неволей оказываются вовлечены в деятельность всех тех людей, кто так же, как и они сами, причастен к данным результатам. Иногда подобные последствия распространяются только на тех, кто непосредственно участвует в порождающих их действиях. В иных случаях они выходят далеко за пределы круга лиц, непосредственно вызвавших их. Так возникает два типа интересов и два типа регулирования, имеющего целью скорректировать последствия данной контролируемой деятельности. В первом случае, заинтересованность в последствиях и контроль над ними является уделом тех, кто непосредственно вовлечен в них; во втором случае, они распространяются и на тех людей, кто не принимает непосредственного участия в данных действиях. В таком случае, если интерес, обусловленный влиянием на них данной деятельности, и может возыметь какое-то практическое значение, то только как такой контроль над порождающими данные последствия действиями, осуществление которого достигается косвенными средствами.

Вышесказанное, как утверждалось, имеет отношение к реальным, проверяемым фактам. Теперь же мы перейдем к сфере гипотез. Все люди, которых определенные последствия так или иначе затрагивают всерьез, образуют некую группу, достаточно определенную для того чтобы обозначить ее неким термином. Таким подходящим термином явится «общество».

Глава II. Открытие государства

Если мы будем искать общество не там, где надо, мы никогда не найдем подходящего места для государства. Если мы не поставим перед собой вопрос о том, каковы условия, способствующие и препятствующие организации общества в социальную группу с определенными функциями, мы никогда не поймем, какие проблемы возникают в ходе развития и трансформации государств. Если мы не уясним себе, что смысл данной организации — в обеспечении общества официальными представителями, отстаивающими общественные интересы, у нас не окажется ключа к пониманию природы правительства. Таковы выводы, к которым мы пришли на основании наших предшествующих рассуждений. Как уже было показано нами выше, неправильно искать государство в сфере причинно-следственных связей, нельзя отыскать некий источник, некую силу, порождающую государство на манер vis genetrix[3] Возникновение государства не есть ни прямой результат органических контактов (так происходит зачатие плода в утробе), ни непосредственное осуществление сознательного намерения (так изобретают машины), ни деяние некоего размышляющего духа, будь то персонифицированное божество или метафизическая абсолютная воля. Если мы будем искать истоки государства в подобных областях, реалистический взгляд на вещи заставит нас в конце концов прийти к выводу, что нам не удастся найти ничего, кроме конкретных личностей — тебя, их, меня. Тогда (если только мы не впадем в мистицизм), мы будем вынуждены решить, что общество рождается в мифе и его существование поддерживается суевериями.

На вопрос «что такое общество?» существует множество ответов. К сожалению, изрядное число их представляют собой не что иное как измененные формулировки того же самого вопроса. Так, нам говорят, что общество представляет собой сообщество как единое целое, при этом предполагается, что «сообщество как целое» есть нечто самоочевидное и не нуждающееся в объяснении. Но сообщество как целое предполагает не просто существование множества связей, разными способами соединяющих людей между собой, но и организацию всех элементов на основе того или иного объединяющего принципа. Между тем, именно такой принцип мы и пытаемся отыскать. Но почему должно существовать какое бы то ни было всеобъемлющее единство, способное выступать в роли всеобщего регулятивного начала? Если мы постулируем существование чего-то подобного, то, конечно, единственным институтом, подходящим под данное определение, является человечество, а отнюдь не те исторические деяния, которые принято называть государствами. Представление о том, что предполагаемой объединяющей силе присуща всеобщность, тотчас же рушится, стоит только принять во внимание очевидное разнообразие государств, каждое из которых характеризуется определенным местоположением, пространственными и прочими границами и ограничениями, равнодушием или даже враждебностью к другим государствам. Самое лучшее, что могут сделать с этим фактом метафизические монистические разновидности философии политики — это проигнорировать его. Либо же, как это делал Гегель и его последователи, создаются некие мифические историко-философские построения, призванные восполнить недостатки мифического учения о государстве. В качестве объективированных выражений разума и воли универсальный дух выбирает то одну, то другую из ограниченных в пространстве и времени наций.

Подобные соображения подтверждают наше положение о том, что источником общества является осознание важных последствий деятельности определенных людей и ассоциаций для всех остальных людей, и что превращение общества в государство происходит через учреждение специальных ведомств, чья задача — обеспечивать и регулировать эти последствия. Но этим предполагается также, что некоторые свойства существующих государств предназначены для выполнения заранее определенной функции, и именно они являются характеристиками любого государства. Обсуждение этих свойств позволит определить природу общества и проблему его политической организации, а также послужит средством проверки нашей теории.

Вряд ли можно найти другую черту, способную лучше отражать природу государства, чем только что упомянутая временная и географическая локализация. Некоторые из ассоциаций оказываются слишком малочисленными и ограниченными в своих возможностях для того, чтобы образовать общество, иные же оказываются слишком изолированными друг от друга, чтобы представлять собой части одного и того же общества. Проблема выяснения того, какое общество способно превратиться в государство, частично сводится к проблеме исключения всего слишком близкого и интимного, как и всего слишком удаленного и не связанного с предметом. Непосредственные контакты, взаимоотношения «лицом к лицу» приводят к возникновению общности интересов и появлению общих ценностей, являющихся, однако, слишком непосредственными и жизненно важными, чтобы вызвать необходимость в политической организации. Типичный пример этого рода — внутрисемейные связи, предполагающие непосредственное общение и непосредственную заинтересованность. Так называемая кровная связь, которая сыграла такую роль в демаркации социальных групп, в значительной степени основана на непосредственной обоюдной пользе результатов совместной деятельности. То, что делает каждый из членов домашнего хозяйства, непосредственно затрагивает всех остальных членов, последствия каждого действия оцениваются тотчас же и на уровне близкого общения. Здесь, как говорится, все «попадает по назначению». Создавать специальные организации в этом случае — излишество. Только когда связи начинают простираться за пределы семьи, на клан как объединение семей, на племя как объединение кланов — тогда последствия действительно становятся настолько косвенными, что требуются специальные меры. Во многом на том же самом принципе ассоциации, что и семья, строится соседство. Для регулирования соседских отношений бывает достаточно принятых обычаев, а когда возникают особые обстоятельства, меры принимаются в порядке импровизации.

Возьмем для примера деревню в Уилтшире, так замечательно описанную у Хадсона: «Каждый дом имеет свой центр средоточения человеческой жизни, жизни птицы и скота, и эти центры связаны друг с другом, подобно хороводу детей, взявшихся за руки. Все вместе они составляют один организм, живущий одной жизнью, управляемый одним сознанием, как длинная пестрая змея, отдыхающая на земле, растянувшись во всю длину. Мне вспомнилось, как на краю деревни крестьянин колол дрова или пень, и внезапно выпустил из рук свой тяжелый острый топор, который врезался ему в ногу и сильно поранил ее. Известие о происшествии перелетало из уст в уста и достигло другого конца деревни, в миле от того места. Каждый из жителей не только быстро оказался в курсе дела, но и тут же живо представил себе то, что произошло с его товарищем — каждому виделся падающий на его ногу сверкающий топор, виделось, как хлынула из раны алая кровь. В тот же момент его собственную ногу и все его существо как бы пронзала