исчезают на противоположном берегу за сопками...
Переходы делали неспешные, до сотни верст в сутки - берегли лошадей. Ночами останавливались в чистом поле и выставляли часовых. До Сергиополя дошли без проишествий. Здесь узнали, что атаман изменил место дислокации и сейчас основные силы дивизии сосредотачиваются южнее в станице Урджарской. Пошли дальше уже по Семиречью. Проезжая деревни, сразу почувствовали, как местные новоселы относятся к белым вообще и к анненковцам в частности. Смесь животного страха и ненависти стояла в глазах всех без исключения женщин, стариков и детей. Мужиков, и молодых, и среднего возраста, почти не было, они либо погибли, либо ушли с отступившими красными. Степь, едва остались позади поросшие камышом берега озера Алаколь, сразу преобразилась, здесь стало заметно теплее, и безжизненная белая равнина, по которой ехали доселе, сменилась в основном желтой от прошлогодней травы, а кое-где даже пробивалась свежая зелень. Но лица в деревнях все те же. На ночлег останавливались только в станицах или казачьих поселках. И в них почти не осталось мужчин, и они либо погибли, либо ушли к Анненкову, либо в другие белые части, действовавшие на семиреченском фронте. Здесь усть-бухтарминцы воочию убедились, что слухи о жестокостях большевиков в Семиречье не вымысел: станицы все разграблены, многие дома сожжены. Женщины-казачки, пускавшие на ночлег, не много рассказывали о недолгом пребывании здесь красных весной прошлого года, но постояльцы были не юные призывники, а уже заматеревшие казаки, мужья и отцы семейств. Они поняли, что большинство казачек в этих станицах и поселках были изнасилованы и не единыжды. После этого, такие же картинки в новосельских деревнях не так 'резали' глаза. По 'мужичьим' дворам они уже ходили без стеснения, присматривая что зарезать из скотины, или домашней птицы, поесть свежатины. Все продукты, что они взяли из дома, были уже съедено, а скудный сухой паек, которым их снабдили в Сергиополе, после сытных домашних харчей, насытить не мог. Но съестного раздобыть удавалось крайне редко, по этому тракту чуть раньше прошло несколько тысяч анненковских 'партизан' и, подмели все под чистую. А приставшие к дивизии семиреченские казаки, творя месть, еще и нещадно жгли новоселов.
К марту Анненков собрал в семиреченской станице Урджарской большую часть своей дивизии и ждал потепления, чтобы начать боевые действия. Прорывать 'Черкасскую оборону' он решил там же, где потерпел неудачу в январе, в районе села Андреевки. То, что сотня усть-бухтарминцев прибыла прямо в Урджарскую, действительно удивило атамана. Выслушав доклад Степана о проведенной им работе в станице, он обратился уже к Ивану:
- Тээк... значит, вы сотник, воевали в германскую на северо-западном фронте?... А люди у вас, значит, в основном казаки 2-й и 3-й очереди, тоже фронтовики?
Иван отвечал односложно, именовал Анненкова господин полковник... Атаман внешне оставался непроницаемым, а в конце короткой беседы произнес:
- Что ж, посмотрим, что у вас за сотня. Завтра на десять ноль ноль назначаю вам смотр, а потом уж будем думать, что с вами делать.
Когда братья вышли из здания местного станичного правления отданного под штаб дивизии, Степан объяснил Ивану, что от этого смотра зависит, будет ли сотня оставлена в качестве боевой единицы или 'раскассирована', то есть разбросана по другим подразделениям. Обычно части, с которыми атаман шел в бой, не менее месяца на его глазах проходили сборы и учения, и потому этой, совершенно неизвестной для него, сотне Анненков не мог доверять, не убедившись воочию, как она экипирована, вооружена. И еще Степан объяснил брату, чтобы завтра при представлении сотни он обращался к Анненкову не к полковнику, а к атаману, так принято в дивизии. Иван собрал своих и объявил о завтрашнем смотре, отдав распоряжение, за оставшееся время по мере сил подготовится. От Степана усть-бухтарминцы знали, что атаман особое внимание уделяет подтянутости, опрятному внешнему виду, состоянию лошадей и умению с ними управляться...
В назначенный час сотня выстроилась в две шеренги, держа коней в поводу. Анненков, весь в черном, папахе, полушубке, на вороном коне, подъехал в сопровождении Степана и двух порученцев. В седле он сидел будто в нем родился. Казаки, знавшие в этом толк, не могли не оценить безупречную посадку атамана и вышколенность его коня. Одного движения руки атамана было достаточно, чтобы ускорить или замедлить его движении, останавливаясь, вороной красавец застывал на месте как вкопанный. Иван тоже встретил атамана верхом, отсалютовал шашкой и доложил.
- Господин атаман, сотня для осмотра построена, командир, сотник Решетников!
Иван осадил своего строевого коня, сдал назад и в сторону, давая возможность Анненкову проехать к строю. Видимо этот маневр, показавший умение Ивана управлять конем, понравился Анненкову и он, в свою очередь, бросив ладонь к папахе, проехал вперед, поздоровался:
- Здорово бывали, братья-казаки!
- Здравия желаем господин атаман!
- Анненков ловко соскочил с коня и передал повод одному из порученцев. Спешился и Иван.
- Хорошо с конем управляетесь сотник, он у вас с фронта?- чуть скосив глаза на идущего рядом Ивана, спросил атаман.
- Никак нет... с лета прошлого года. На фронте у меня другой был конь, вернее кобыла. Старая стала уже, - ответил Иван.
- Укиргизов покупали, сколько заплатили?- атаман медленно шел вдоль строя, вглядываясь то в лица, то в экипировку казаков, внимательно оглядывал лошадей, седловку...
- Никак нет, я не покупал... это подарок... от тестя... у него свой табун имеется,- это признание почему-то заставило Ивана слегка покраснеть.
- Так-так... а вы счастливец, такого тестя имеете. Я наслышан от вашего брата, что вы женаты на дочери усть-бухтарминского атамана, и он очень состоятельный человек.
- Так точно, и эту сотню мы благодаря ему так быстро сформировали, нашему атаману Фокину Тихону Никитичу. Он помог, и лошадьми, и уговорил других богатых станичников помочь укомплектовать всех, согласно арматурного списка. Вот можете сами доподлинно убедиться,- поспешил воспользоваться моментом и представил тестя в выгодном свете Иван.
Но Анненков пропустил этот явно 'дипломатический пассаж' мимо ушей. Во всяком случае, он тут же сменил 'курс' разговора:
- А разве вам ваш брат не говорил, что у нас в дивизии приветствуют начальников не как в старой армии?- атаман остановился и строго взглянул на Ивана.
- Прошу прощения... но мы привыкли так, как было заведено в 6-м и 9-м полках, в которых служили большинство стоящих в строю казаков и я тоже,- спокойно отвечал Иван.
- Ну, если так, то ваши люди должны были бы меня приветствовать как ваше высокопревосходительство,- иронически усмехнулся Анненков. - Не все, что было принято в старой армии годно для сегодняшнего дня. Я тоже много лет служил в 1-м сибирском казачьем полку и отлично это знаю. Так что придется вам и вашим людям привыкать к нашим порядкам,- приказным тоном говорил атаман, вновь начиная движение вдоль строя. Некоторых казаков он заставил поднимать ногу своего коня, проверяя качество ковки. При этом он не делал никаких замечаний, только смотрел. Обойдя весь строй, спросил Ивана:
- Какой переход вы совершили?
- Более четырехсот верст за четыре дня.
- Отставшие, заболевшие, выбывшие из строя кони есть.
- Никак нет.
- Ну что ж, неплохо. Сотня, если судить по внешнему виду, вполне готова к выполнению боевых задач. Вот только с оружием как у вас? Я заметил, что некоторые казаки стоят в строю с берданками, а вахмистры и урядники без наганов и судя по подсумкам в них не много патронов.
- Так точно, вы все верно приметили. Казаки 2-й очереди, те, что служили в 6-м полку, они демобилизовались со своим оружием, с трехлинейками, потому они у них дома хранились, и наганы у вахмистров и урядников тоже. А вот третьеочередники из 9-го... их в Ташкенте, когда из Персии возвращались, красные почти полностью разоружили. Из них многих пришлось берданками вооружать из
